— Значит, Джек Лондон правильно описал Пламенного? Так все и было? — спросил Беляков.
— Ну, положим, не все… Какой писатель не дает воли фантазии! Конечно, и Джек присочинил кое-что. Обо мне сначала вроде написано верно, а вот дальше, где он рассказывает, будто Элем Харниш накопил миллионы и уехал на юг, — все придумано. Но до того это складно у Джека вышло, что я и сам, знаете, усомнился: а может быть, у меня в самом деле было десять миллионов? Что вы на это скажете? — залился Харниш мелким смехом. — Ну и, конечно, неправда, будто бы, когда я уехал, одна особа… ну, эта самая Дева, что ли, застрелилась. Не было этого! Я, признаюсь, любил многих женщин, но ни одна из них от моей любви не умирала… Да, молодые люди, много было тогда всякого, и многое я успел позабыть…
Старик взволновался и расчувствовался. Тоскливо доживает он свой век в однокомнатном домике. Только и радости, что копаться на крошечном огородике, где он выращивает какую-то особенную капусту, да покалякать с таким же пионером, перебирая воспоминания молодости. Сейчас стоят теплые дни, на улицах встречаются туристы, есть с кем поболтать о том, о сём, можно погреться на солнышке; но вот подкрадется семимесячная зима, ударят сорокаградусные морозы, снегом занесет по самую крышу, и будет Пламенный коротать дни в одиночестве, никому не нужный, всеми забытый.
Мы вместе сфотографировались. Харниш был тронут. Он показал нам свои грядки.
— Вот чем теперь занимается Пламенный, — с грустной улыбкой сказал он.
XV
В три часа пополудни двое мальчуганов, вихрастых, озорных и голосистых, вылетают на местный «Бродвей», размахивая пачкой газет: «Фербэнкс пейпер! Фербэнкс пейпер!..» — что в дословном переводе значит: фербэнксская бумага.
На «бумаге» — многообещающий подзаголовок: «Ежедневные новости фербэнксского горняка». Но напрасно было бы искать в этом типичном провинциальном издании, принадлежащем мощному газетному концерну, хотя бы строчку о труде и жизни аляскинских горняков. В редакции никому и в голову не приходит заняться этой темой.
Пара быстроногих репортеров безустали рыскала по городу в поисках обывательской хроники и «сенсаций». У болтливых швейцаров, лавочников, горничных и полисменов они выуживали мелкие сплетни и обстоятельно докладывали о них «старому Чарли», редактору Чарльзу Сеттльмайеру: «У преподобного Генри Мортимера сука доберман-пинчера принесла трех прелестных щенят… Служанка аптекаря Гибсона свойми глазами видела доктора философии Ирвинга Дэрби, выходящего на рассвете из веселого заведения на Четвертой улице… Возле кладбища обнаружен вдребезги пьяный оборванец с дамскими золотыми часиками… Полицейский офицер О’Бриен весь вечер шатался под окном Беллы Хустон, супруги виноторговца Иеремии Хустона, лежащего в госпитале…» Редактор наматывает на ус; в этом городишке ему полезно знать всю подноготную обывателей.
Городские новости» печатаются на видном месте:
«Вернулась на пост. После недельного отдыха вернулась на свой пост мисс Вирджиния Стэйнлейн, удостоенная прошлой зимой приза за красоту ног. Королева ног изумительно выглядит и, в качестве лифтерши, опять украсит вестибюль Федерал билдинг.[11]
Прибавление семейства. Миссис Рози Баткович, супруга владельца ателье мод, родила вчера в госпитале прекрасного мальчика. По случаю рождения сына мистер Абрагам Баткович угощал знакомых, в соответствии с традицией, отличными сигарами, купленными в магазине Левари.
Телячья печенка «Т а в е р н». Знаменитое и за пределами нашего города «Таверн-кафе» обрадовало посетителей новым превосходным блюдом. Это — телячья печенка в особом соусе, изобретенном нашим уважаемым кулинаром Наполеоном Пипу…»
Репортеры-скороходы попутно выклянчивали рекламные объявления. «Старый Чарли» обложил предпринимателей и торговцев данью. Хозяину единственной в городе табачной лавочки, парикмахеру или владельцу велосипедной мастерской вовсе не к чему было рекламировать свое заведение, намозолившее всем глаза; однако раза два в месяц они, скрепя сердце, платили за очередное объявление в «пейпере». Рекламодатели страховали себя от чувствительных газетных уколов и могли рассчитывать на редакторскую благожелательность.
Сеттльмайер обходился услугами всего двух репортеров. Агентство «Ассошиэйтед пресс» снабжало его американской и международной информацией. Приходили нью-йоркские телеграммы, изложенные предельно сжатым языком. Старик садился за пишущую машинку и «развивал» и подробно комментировал информацию, используя справочники, опубликованные ранее факты и сведения и главным образом свою неограниченную фантазию. Чтобы заполнить газетные столбцы, он постоянно имел под рукой пачки готовых статей на всевозможные темы, полученных от агентства. Значительная часть этой реакционной стряпни была рассчитана на возбуждение общественного мнения против «красных».