Коркмасов широко улыбнулся и сказал по-кумыкски одну-единственную фразу:
— Яшасын большевиклер партиясы ва уьчюнчю Интернационал![36]
Все встали в едином порыве и, обступив плотным кольцом столик, за которым сидели Уллубий и Джелал-Этдин, захлопали. Стало ясно, что споров и дискуссий не будет.
Комната сразу превратилась в гудящий улей. Все заговорили в один голос. Каждый — о чем-то своем. У стены командир одного из даргинских полков длинноусый Халимбек оживленно рассказывал что-то старому своему однополчанину еще по австро-германскому фронту — Раджабилаву Магомаеву. Рабочий из Петровска, долговязый, худой Коробов спорил о чем-то с Джалалутдином Атаевым, Гарун и Зайналабид не могли оторваться от Уллубия: не мудрено, ведь они еще ни разу не поговорили как следует после его возвращения из Москвы.
— Аявлу къонакълар![37] — на правах хозяина вдруг громко обратился ко всем присутствующим Забит. — По-моему, сейчас у нас не месяц уразы! Не мешает и подзакусить!
Все оживились: многие проделали долгий путь, чтобы приехать на это совещание. Да и те, кто прибыл не издалека, тоже не прочь были отдать дань хозяйскому угощению.
— Прошу всех вниз! — Забит распахнул дверь, впуская в душную прокуренную комнату струю свежего морозного воздуха.
Во дворе был установлен очаг. Под огромным котлом уже развели огонь. На плетне висела шкура только что освежеванного барашка. Вокруг котла суетились две женщины, а чуть поодаль, под воротами, третья женщина, сидя на корточках, вытаскивала из корюка[38] горячие поджаренные круглые чуреки и, отерев с них золу о подол платья, сразу прятала под палас, чтобы не остыли.
Наконец все расселись в длинной узкой комнате первого этажа прямо на полу, устланном домоткаными войлочными коврами. Женщины вносили дымящийся бозбаш в белых пиалах и ставили перед каждым. Молодой парень аккуратно разламывал на четыре части каждый чурек и клал их посередине комнаты прямо на пол. Все с аппетитом принялись за ароматный бозбаш.
На этой — первой в истории Дагестана — конференции большевиков был избран Военный совет для руководства создаваемой партизанской армией. Председателем Совета избрали Уллубия Буйнакского. Решили создать подпольный обком, который возглавит борьбу народа за свержение контрреволюционного Горского правительства. Руководителем подпольного обкома единогласно был выбран Уллубий Буйнакский.
Закрывая конференцию, Уллубий сказал:
— В кратчайшее время мы должны создать армию, которой под силу будет не только восстановить Советскую власть в Дагестане, но и прийти на помощь нашим ближайшим соседям — Осетии и Кабарде. Поэтому наш главный лозунг сейчас: «К оружию!»
Напоследок установили места новых встреч и сборов, определили основные фронты повстанческих войск, назначили командиров. Делегаты конференции разъехались, а члены Военного совета задержались еще на день: надо было разработать обстоятельный и конкретный план дальнейших действий.
На следующий день вечером члены Военного совета, закончив свои дела, тоже тронулись в путь. Коркмасов направился в Нижнее Казанище и Доргели, в Кака-Шуру и другие близлежащие кумыкские аулы, Гарун поспешно выехал в Кумух: там готовилось совещание командиров партизанских отрядов горных районов. Володин отбыл в Петровск: они договорились с Уллубием, что встретятся в доме Джалалутдина Атаева.
Уллубий, Юсуп и Гамид уезжали последними.
Уллубий хотел во что бы то ни стало заехать в Петровск. Разумеется, это было рискованно, но он считал необходимым как можно скорее восстановить там прежние связи с рабочими-большевиками, уцелевшими после бичераховского погрома.
Ехать решили поездом. На этом настоял Гамид: он убеждал, что это гораздо безопаснее, потому что в вагонах полным-полно народу и легче будет замести след, если за ними вдруг увяжутся шпики.
С полверсты надо было пройти виноградниками, а там — железнодорожная станция Кумторкала. Железная дорога эта, построенная незадолго до революции, причудливо вилась в горах, связывая Порт-Петровск со столицей Дагестана Темир Хан-Шурой, а следовательно, со всем горным Дагестаном.
Шли гуськом по узкой тропинке. Юсуп — впереди, следом за ним Уллубий. Гамид замыкал шествие. Уллубий оделся, как обыкновенный крестьянин: в поношенную черкеску без газырей, грубые сапоги, на голове — овчинная папаха. Пенсне, разумеется, снова было спрятано подальше от любопытных глаз. По совету Коркмасова он наклеил себе небольшие черные усики, которые разительно меняли весь его облик.
36
Яшасын большевиклер партиясы ва уьчюнчю Интернационал! — Да здравствует большевистская партия и Третий Интернационал!