Бабушкина смерть была первым ударом в жизни Маргариты.
К четырнадцати годам Маргарита стала миловидной барышней. Распущенные по плечам вьющиеся волосы медного цвета, удивительно самоуверенное выражение серо-зеленых глаз и вкус, с которым она одевалась, привлекали к ней кавалеров. Хотя, возможно, их еще больше привлекало богатство и положение в обществе ее семьи.
Маргарита вряд ли понимала, что она не вписывается в принятые правила поведения, бытовавшие в аграрной, патриархальной, клерикальной Италии конца девятнадцатого века, где женщины должны были сидеть дома, а о борьбе за женское равноправие никто еще и не слыхивал. Маргарита не хотела сидеть дома и быть не наравне с мужчинами. Она уже прочитала «Кукольный дом» Ибсена[9], эту пьесу, разрушавшую святыню семейного очага и брака. В разрушительную работу внесли свою лепту пьесы и романы Д’Аннунцио, чья богемная («декадентская») личная жизнь привлекала Маргариту не меньше, чем судебные отчеты в газетах о процессе Оскара Уайльда[10], на котором выяснились подробности его любовной связи с лордом Альфредом Дугласом.
Отец нанял Маргарите трех учителей. Маргарита на всю жизнь запомнила тезис учителя истории средних веков и современной Италии: история нации есть история ее культуры, как и ее войн.
Второй учитель преподавал Маргарите историю искусств. Он научил ее воспринимать огромные полотна венецианских художников пятнадцатого века под совершенно особым углом зрения: как попытку сплочения всего венецианского общества — от аристократии до ее любимых гондольеров. Позднее она узнала, что первое Общество взаимопомощи гондольеров Венеции создал еврейский социалист Луиджи Луццатти[11], который был избран сначала в Сенат, потом пять раз — на пост министра финансов, а в 1911 году стал премьер-министром Италии.
Но самое сильное влияние оказал на Маргариту третий учитель — драматург, литератор, музыкальный и театральный критик Антонио Фраделетто. Тот самый, который основал в Венеции знаменитую Биеннале[12] и стал ее генеральным директором на целых двадцать лет.
Эту Биеннале, в которой приняли участие художники из двенадцати стран, открыл сам король Умберто в 1895 году, когда Маргарите исполнилось пятнадцать лет.
Синьор Фраделетто не верил ни в демократию, ни в социализм. С его точки зрения невежественный народ в аграрной Италии был способен откликнуться только на грубые лозунги вроде «Долой богачей!». Поэтому образованная часть общества должна взять на себя просвещение темных масс и нести за них моральную ответственность. Следуя идеям Ницше[13] и Шопенгауэра[14], чьи книги Фраделетто давал читать Маргарите, он призывал итальянцев сплотиться в единой воле во имя величия страны. Привыкший к обожанию слушателей своих лекций, Фраделетто был несказанно поражен, когда его юная ученица заявила, что она вовсе не согласна с его презрительным отношением к невежественному народу. Люди, сказала ему Маргарита, рождаются равными и должны такими оставаться. Учитель попытался переубедить Маргариту на ее собственном примере, но ему это не удалось.
Однако он сумел убедить Маргариту в том, что все великие произведения искусства и литературы родились в тех обществах, которые последовали примеру Древнего Рима. Преклонение перед имперским величием, тоска по его утрате дали в душе Маргариты первые ростки. Тот же Фраделетто познакомил ее с книгами английского искусствоведа Джона Рёскина[15] «Семь светочей архитектуры» и «Камни Венеции». «Джон Рёскин помог мне понять Венецию (…) Ее дремлющие дворцы, каналы, лагуны, роскошные церкви, монументы, музеи и мистические острова (…) научили меня любить искусство»[16], — писала потом Маргарита. А подлинное искусство, пришла она к заключению, — то, которое формирует не только душу человека, но и моральные нормы общества и даже политику. Маргарита отказывалась верить, что искусство предназначено исключительно для высшего света, не верила она и в чистое искусство или «искусство для искусства». Она считала, что искусство служит высоким идеалам.
16