Общественная мысль теперь все чаще обращалась к идее установления германской монополии на Балтийском море, которая сулила несметные барыши немецким купцам и помещикам.
А немецким правителям юна сулила головокружительную перспективу, — монопольно снабжая Испанию и другие западные страны дешевым хлебом и всевозможным сырьем, понемногу перекачивать таким способом в Германию огромную долю тех несметных колониальных богатств, которые целиком застревали на Западе. Это был путь к могуществу Германии, это было средство парировать всякие притязания Испании на гегемонию в габсбургском мире.
Разумеется, никто в Германии не мог бы сформулировать эту перспективу с такой ясностью. Но любопытно, что все-таки именно в те периоды, когда на политическом горизонте обрисовывалась возможность сближения или соединения обеих габсбургских ветвей, в Германии возникала балтийская горячка. Например, уже после смерти дон Карлоса в 1568 г., когда казалось, что благодаря заключенным бракам владения австрийских и испанских Габсбургов вскоре снова соединятся в одних руках, в правящих кругах Германии тотчас родилась потребность перестраховать себя против грозящего испанского засилья: под их давлением сам император Максимилиан II выступил с подробным планом превращения Германии в морскую балтийскую державу. Предполагалось прежде всего для демонстрации прав Империи и изыскания практических мер назначить имперского «адмирала Балтийского моря», а затем, проведя вопрос через рейхстаг, открыто «поддержать» право императора в Южной и Восточной Прибалтике с помощью сильного вооруженного флота. Успех этого плана должен был привести к огромному обогащению Империи и самого императора путем захвата всех богатств балтийской торговли и особенно прибыльной — «нарвской», т. е. русской. Однако для осуществления такого замысла Максимилиану II надлежало действовать совместно с антииспанской или, по не совсем верному выражению Форстена, «национальной немецкой партией в Германии»[46], в то время как для победы габсбургского универсализма надо было еще сначала тесно соединиться с Испанией, да и эта задача, как мы знаем, оказалась в конце концов несвоевременной при Максимилиане II. Таким образом, весь балтийский проект остался тогда на бумаге. Но и позже, по мере того как осторожно, медленно, с оглядкой на восток раскрывали австрийские Габсбурги свои объятия Габсбургам испанским, в тиши немецких канцелярий, втайне, чтоб не спугнуть испанского партнера, который тоже зарился на Балтику, разрабатывались прежние маритимные планы: учреждение балтийского адмиралтейства, строительство сильного имперского флота и укрепленных гаваней в Балтийском море. И, наконец, уже в разгар Тридцатилетней войны партия Валленштейна вынесла на поверхность все эти проекты и попыталась их осуществить[47].
Таким образом, скрытые в габсбургском лагере испано-германские противоречия неминуемо должны были привести рано или поздно к борьбе за Балтийское море, к попытке установления на нем неограниченного германского господства. Разумеется, ни шведы не отдали бы своей добычи без сопротивления, ни прибалтийские народы не подчинились бы добровольно германскому игу. Следовательно, габсбургско-католическая лавина, медленно двинувшаяся в 1617 г., уже неотвратимо несла в себе ужасы войны и насильственного покорения народам не только Западной, но и Восточной Европы.
47