— Ты так думаешь?
— В принципе, да…
— И что тебе не нравится?
— Вроде бы ничего, но я не чувствую, что это моя квартира, знаешь, не возникло такого чувства…
— Вот как.
— Может, ты оставишь деньги, а когда появится что-то подходящее… Нет, я их не растрачу… (на лице возникает маска невинной наивности).
— Настя, сделаем так, если тебе эта квартира не подходит, значит так тому и быть. Звоню Валерику (маклеру), он отменяет нотариуса, а когда вы найдете то, что тебе действительно подходит, он мне позвонит, я приеду и оформим сделку. А деньги? Деньги полежат на счету в банке. Там они точно будут целее.
— Ну, хорошо, чтобы ты не катался туда-сюда… В конце-концов, квартира не самая худшая, пусть и не фонтан, но все-таки… Когда нам к нотариусу?
— Немедленно. Возьми свой паспорт и идентификационный код.
— Сейчас. Посмотри, в чем мне лучше: белом платье и черном пиджачке или сарафане с этим вот… Ну?
Господи! Началось! Она неисправима. Да мне по барабану, как и что тебе скомплектовать — курица останется курицей, в какое платье ее не одевай. Меня всегда раздражали эти постоянные обращения к моему «художественному» вкусу. Хотя бы потому, что я считал ее комбинационные способности абсолютной нелепостью. А впрочем, не попытка ли это позаигрывать со мной? Тогда глупо вдвойне.
Где-то через час мучений с выбором одежда мы выбираемся к нотариусу. И только на обратном пути, в машине, она робко спрашивает:
— Может, ты вернешься?
— Нет.
Я отрезал. Действительно отрезал. На ее глазах наворачиваются слезы. И на этот раз я не знаю, играет она или нет.
Глава двадцать третья
Она ушла в темноту, но жила ради света
Мне тяжело рассказывать о расставании с детьми. Поэтому не буду в подробностях. Я еще заехал к маме, мы попрощались. Мама с Михасиком пообещали выбраться на днях в Город, чтобы познакомиться с Леночкой. Ночью я был дома. В месте, где меня действительно ждали. Мы предавались любви. А потом она потребовала, чтобы я все-все-все рассказал о детях. И я так и сделал. Потом остановился. Мне показалось, что ей стало неприятно…
— Ле-е-ен, что с тобой?
— А ты правильно делаешь, что ты со мной? Может, тебе стоит вернуться?
— Нет.
— Почему?
— Во-первых потому, что я ее не люблю. А жить во лжи не хочу. А во-вторых, что не менее важно… Потому что я люблю тебя и только тебя. И жить хочу с тобой. А с детьми… Мы что-то придумаем, хорошо, чтобы я мог их чаще видеть.
— А она?
— Не знаю, может, будет мешать, может нет. Я ведь ей не завидую… Знаешь… Зла на нее не держу. Просто не хочу, чтобы меня снова предавали. Так, на всякий случай.
Прошло несколько дней.
У меня возникло, а потом не покидало никак ощущение, что что-то должно произойти. Я не знал, плохое или хорошее. Когда утром раздался звонок, я понял, что мои ощущения превратились в реальность. Голос в мобилке я не узнал.
— Кто это? Говорите громче. Василий Федорович? Что-то случилось? Как умерла? Когда? Вы что, шутите? Так. Понял. Да. Сегодня буду. Во сколько часов? А почему вы мне ничего не говорили? Не хотела тревожить? Какие глупости… Да, выезжаю.
Я тут же перезвонил Леночке и спросил, сможет ли она на сегодня отпроситься. Леночка выслушала и сказала, что сейчас мне перезвонит. Через час мы выехали из Города, а еще через час были в Приполье. Ворота хаты тети Маруси были открыты. Женщины-соседки стояли с цветами и скорбными лицами. Дед Вашута, как самый близкий тете Маруси человек всем руководил. Я тут же пошел ему навстречу и мы обнялись. Дед Вашута трясся, его губы ходили ходуном…
— Вот как получилось, однако… У нее печенка была больная. Да не лечила. Травками все, травками. А тут, ты уехал, а она через две недели, точно, через две недели, пожелтела. Отвезли в больницу. Там сказали, что надо оперировать. Она подумала и согласилась. Раньше-то не соглашалась. Все, говорила, травками спасусь. Да где ноне сильного травника найти, настоящего, знающего. Все она сама да сама. А тут, вдруг, согласная… Ее неделю держали — лечили, готовили, говорили, что сердце больное. Потом разрезали и зашили. Посмотрели, мол, бесполезно. Сказали, что слишком поздно. Она ничего тебе не хотела говорить. Так и приказала — тебя не трогать и вызвать только тогда, когда все закончиться. Вот…
— Возьмите, Василий Федорович. Тут должно хватить…
— А-а-а, это? Я знаю… Да, хватит. Надо вот поминки справить. Мне тут голова[23] сельсовета обещал помощь выписать, да теперича не надо будет. Спасиба тебе, спасиба.