— Вольдемар! — заорала я, не обратив внимая, что всего лишь половина шестого утра.
Он прибежал из спальни в майке и семейных трусах, со взъерошенными со сна волосами:
— Наташа, что случилось? Тебе плохо?
Я молча улыбалась. У Левина была хорошая крепкая эрекция, вздыбившая синий в полоску ситец на его трусах. Подумав и решив, что яичница подождёт, протянула к нему руки:
— Иди ко мне…
СЕМЬЯ
Съев вожделенную яичницу, запив горячим чаем, я сидела разомлевшая и довольная сытным завтраком и любовными баталиями. Начав на узком диване в кабинете, продолжили у Володи в спальне. Теперь мы сидели на кухне и он грел в своих руках мои ступни. Я поглощала одну за другой шоколадные конфеты «Метеорит», пока Левин не отобрал у меня коробку:
— Хватит, аллергия будет.
— Жадина… Слушай, а почему ты стал вдруг Вольдемаром.
— Надоело самому без конца слышать Владимир Ильич, да Владимир Ильич…
У тебя это никаких ассоциаций не вызывает?
— Ты знаешь, как мы тебя называли с Софочкой?
— Наверное, вождь мирового пролетариата?
— Да, что-то вроде этого. Дай ещё одну конфетку.
Он отрицательно покачал головой.
— Кстати, Володя, я в паспорте поменяю фамилию на Левина, очень красиво звучит.
— Ты что, официально делаешь мне предложение, деточка?
— Да, я теперь, как порядочная женщина, просто обязана за тебя выйти замуж. И, вот что, пора поменять мебель в твоей спальне, Твоя кровать скрипела так, что мы, по-моему, разбудили всех соседей, а коварные пружины норовили прорвать обшивку и вонзиться мне прямо в попу…
— Поменяем всё что скажешь. И, раз она уже и так разваливается, может пойдём доломаем её окончательно?
Я расхохоталась:
— Пошли, только, чур, ты снизу…
Мы расписались под Новый год, не ожидая положенного месяца. Кто же не пойдёт навстречу известному в городе гинекологу! Ведь завтра того и гляди самой рожать или дочке или сестре. Отметили дома, из гостей были только мои родители и Софа с мужем.
Через девять месяцев родился наш старший сын Дмитрий, ещё через год — младший Игорёк. Левин оказался прекрасным мужем, преданным отцом, в нашей семье царили любовь и гармония. Мама очень кстати вышла на пенсию и помогала мне с детьми, а потом я просто работала на полставки. В Володиной квартире нам уже стало тесно и мы обменяли обе наши квартиры на большую четырёхкомнатную. Мальчики росли, пошли в школу. Заканчивались восьмидесятые года, когда Володя заговорил со мной об отъезде в Израиль:
— Наташа, грядут перемены, я не знаю, что ждёт нас там, но я не спокоен за своих детей. Вот только я вряд ли уже смогу там работать гинекологом, возраст не тот.
— Володя, будем заниматься оба тем, что знаем и умеем — книгами.
Мы увезли с собой багажом всё, что разрешили забрать, остальное оставили Софе. Я оказалась права, спрос на книги был огромен, приехавшие хотели читать на родном языке. В центре города мы открыли книжный магазин «Знакомый переплёт», где и трудились оба. Володя ездил в Тель-Авив на склады, занимался поставками. Постепенно мы стали продавать билеты на концерты, туристические поездки. У нас всегда можно было найти список квартир на съем и продажу, взять кассету с любимым фильмом на просмотр. Наш магазин стал чем-то вроде маленького культурного центра для любителей почитать и пообщаться. Когда Володе исполнилось восемьдесят лет, он отошёл от дел и мы продали магазин. Я продолжала работать просто продавщицей. Мальчики подросли, отслужили армию и оба закончили Иерусалимский университет по специальности программирование. Дима женился первым и по контракту уехал работать в Америку. Игорь женился через два года, он жил и работал в Тель Авиве. У нас было три внука.
В этот день Володя с утра чувствовал себя неважно. Мы поехали и сделали ему кардиограмму, которая не показала никаких изменений. Поужинав, я убрала тарелки со стола, Володя смотрел в салоне телевизор.
— Наташа, — он успел меня позвать…
Скорая помощь «Маген Давид» примчалась мгновенно, но уже ничего нельзя было сделать. Оторвался тромб и остановил ему сердце. Левину было восемьдесят пять лет.
ЭПИЛОГ
В первые месяцы пребывания в Израиле, пока мы ходили в ульпан[4], знакомились со страной и жили на полном государственном обеспечении, я пыталась через своих бывших земляков узнать хоть что-нибудь о семье Терещенко. Они уехали намного раньше нас и все эти годы ни с кем ни поддерживали отношения. Кто-то говорил, что они живут на севере в Хайфе, знакомый чьих-то знакомых видел их в Иерусалимской больнице Хадаса Эйн-Керем. Единственное, что утверждали все: Рита прошла курс лечения и выздоровела. Потом закончилась учёба, нужно было зарабатывать на жизнь, выживать, и мне уже было как-то не до Бори. Росли мальчишки, такой возраст, когда нужен за ними глаз да глаз. Расширялся бизнес, Левину нужна была моя помощь. Шли годы…