В таких полемических экспедициях Троцкого с готовностью сопровождали двое из его учеников: Джеймс Бернхэм и Макс Шахтман, которые яростно кидались на «Интеллектуалов в пристанище», разрывая их на кусочки за их «сталинофобию» и «предательство рабочего класса и марксизма». Скоро и эти ученики покинули хозяина и вступили в ряды «Интеллектуалов в пристанище».
После двухлетней дружбы Троцкий и Ривера разошлись. Ссора вспыхнула весьма неожиданно, сразу после того, как манифест о свободе искусств появился в «Partisan Review». Летом Троцкий, надеясь, что Ривера посетит «учредительный съезд» 4-го Интернационала, написал в Париж организаторам: «Вам следует пригласить его… лично… и подчеркнуть, что Четвертый Интернационал гордится тем, что имеет его в своих рядах, его, величайшего художника нашей эпохи и пламенного революционера. Нам надо быть внимательными к Диего Ривере, по крайней мере, так же, как Маркс был по отношению к Фрейлиграту, а Ленин — к Горькому. Как мастер своего дела он далеко превосходит и Фрейлиграта, и Горького, и он… настоящий революционер, тогда как Фрейлиграт был всего лишь мелкобуржуазным сочувствующим, а Горький — до некоторой степени уклончивый попутчик». Поэтому для Троцкого явилось сильнейшим потрясением то, что в конце года Ривера стал яростно нападать на президента Карденаса, клеймя его как «сообщника сталинистов», а в президентских выборах поддержал соперника Карденаса — Альмазара, генерала, кандидата от правых, пообещавшего заставить повиноваться профсоюзы и обуздать левых. Ривера тоже подхватил этот «вирус сталинофобии» (но такова была причудливость его политического поведения, что через несколько лет он с раскаянием вернется в «отчий дом»). Троцкий не желал оказаться замешанным в мексиканскую политику; к тому же он в любом случае не имел ничего общего с тем родом антисталинизма, за который теперь стоял Ривера, и с его кампанией против Карденаса. Он попытался разубедить Риверу, но потерпел неудачу. Поскольку в глазах общества он был исключительно тесно связан с художником, уже ничто, кроме открытого разрыва, не могло освободить Троцкого от ответственности за политические выходки Риверы. В специальном заявлении Троцкий осудил позицию Риверы в президентских выборах и объявил, что отныне он не может чувствовать никакой «моральной солидарности» с ним и даже пользоваться его гостеприимством. Однако, когда сталинисты стали нападать на Риверу как на «продавшегося реакции», Троцкий защищал его от обвинений в продажности и выразил все то же восхищение «гением, чьи политические просчеты не могут заслонить ни его искусства, ни его личной честности».
Разрыв с Риверой и решение покинуть Синий дом поставили Троцкого в трудное финансовое положение. Его доходы тем самым значительно уменьшились, поскольку раньше ему не надо было платить за крышу над головой. Теперь он был вынужден делать все для того, чтобы побольше зарабатывать; и ему пришлось одалживать денег у друзей, чтобы содержать домашнее хозяйство.[126]
Он принялся за написание биографии Сталина; но работа часто прерывалась и продвигалась медленно. Его издатели, разочарованные в том, что «Ленин» все не появляется, осторожничали с выплатой авансов.[127]
Он подумывал написать короткую и популярную книгу, которая могла бы стать бестселлером и освободить его от журналистской рутины; но не смог заставить себя приняться за работу. Он вел переговоры с Публичной библиотекой Нью-Йорка и университетами Гарварда и Стэнфорда на предмет продажи своих архивов. Стремясь поместить свои бумаги в безопасное место, он запросил за это почти смехотворно низкую цену; но потенциальные покупатели не торопились, и переговоры тянулись свыше года.[128]
126
Мне рассказывали, что один мексиканский издатель и книготорговец русского происхождения, потомок русских революционеров, был кредитором Троцкого в этом и других случаях. Я также слышал фантастические истории о «финансовой стороне» существования Троцкого в изгнании. Так, редактор одного крупного американского журнала уверял меня, что Троцкий снимал деньги со счета в большом американском банке, который открыл Ленин на имя свое и Троцкого во время Гражданской войны, когда считался с возможностью разгрома большевиков и необходимостью возобновления революционной борьбы за рубежом. История эта была бы интересной, будь она правдивой. Но она таковой не является.
127
В архивах (закрытая секция) содержится переписка Троцкого с его издателями, детальные отчеты по гонорарам, счета и т. д., дающие ясное представление о его финансовых трудностях в 1939 г. Так, например, Даблдей выплатил ему еще в 1936 г. аванс в 5 тысяч долларов за «Ленина» и теперь торопил с рукописью. Также в 1936 г. ему выплатили 1800 долларов, а потом другую, меньшую сумму за «Преданную революцию», но до 1939 г. продажи не покрыли авансов. Троцкий в первой половине 1938 г. подписал с Харперсом в Нью-Йорке и Никольсоном и Уотсоном в Лондоне контракты на «Сталина»; но в конце года Харперс уже отказал ему в авансе под тем предлогом, что Троцкий слишком медленно передает части рукописи.
128
Троцкий — Альберту Гольдману, 11 января 1940 г. Еще в марте 1940 г. Гарвардский университет предложил выплатить за архивы не более 6 тысяч долларов. В конце концов этот университет купил архивы за 15 тысяч долларов — малая сумма, учитывая ценность приобретенного.