Критика Троцким коллективизации была еще более бескомпромиссной. Он осуждал «ликвидацию кулаков» как нечто чудовищное, и делал он это задолго до того, как стали известны ужасы, ее сопровождавшие. В те года, когда его самого клеймили «врагом крестьянства», он призывал Политбюро поднять налоги на зажиточных хозяев, организовать сельскохозяйственных рабочих и крестьянскую бедноту, поощрять их объединение в колхозы на добровольной основе и направить государственные ресурсы (сельхозмашины, удобрения, кредиты и агрономическую помощь) в колхозы, чтобы содействовать им в их соперничестве с частным земледельцем. Эти предложения выражали все содержание его антикулацкой политики; и он никогда не выходил за ее рамки. Ему никогда не приходило в голову, что такой многочисленный общественный класс, как сельская буржуазия, мог или будет уничтожен с помощью декрета и насилия — что миллионы человек будут лишены всего и осуждены на социальную, а многие и на физическую смерть. Такой социализм и частное земледелие были в корне несовместимы, а то, что капиталистический земледелец должен исчезнуть в обществе, развивающемся в направлении социализма, было, конечно, аксиомой марксизма и ленинизма. Но Троцкий, как и все большевики до самых недавних пор, предусматривал это как постепенный процесс, в ходе которого мелкое производство уступит место более производительному коллективному методу земледелия так же, но куда менее болезненно, чем независимый ремесленник и мелкий фермер уступали дорогу современной индустрии и крупномасштабному сельскому хозяйству при капитализме.
Поэтому не было никакой демагогии в гневном осуждении, с которым Троцкий встретил ликвидацию кулаков. Это было для него не только злобной и кровавой карикатурой на все, за что выступал марксизм-ленинизм, — он не верил, что колхозы, который Сталин создал силой, окажутся жизнеспособными. Он доказывал, что коллективное сельское хозяйство требует технологической базы куда более развитой, чем та, на которой покоится индивидуальное земледелие. А такой базы в Советском Союзе не было: трактор еще не заменил лошадь.[29]
В одном впечатляющем сравнении (о котором, конечно, можно сказать, что сравнение не имеет смысла) Троцкий заявлял, что без современного оборудования просто невозможно превратить частное мелкое земледелие в жизнеспособное коллективное хозяйство, потому что это равносильно слиянию маленьких лодок в океанский лайнер. С годами Сталин, конечно, намеревался снабдить сельское хозяйство машинным оборудованием, что он в конце концов и сделал. Что Троцкий утверждал, так это то, что коллективизация не должна опережать необходимые для нее технические средства. В противном случае коллективы не будут экономически объединены; их производительность будет не выше, чем в частном секторе; и они не дадут крестьянам тех материальных преимуществ, которые могли бы компенсировать им потерю личной собственности.[30]
А тем временем, пока колхозы не примут законченный вид, возмущение крестьян будет выражаться в упадке или застое в производстве сельхозпродукции; и это грозит взрывом колхозов изнутри. Столь острой была проницательность Троцкого в анализе состояния ума крестьянства, что с Принкипо он предупреждал Москву о надвигающемся пагубном массовом убое скота; и сделал он это задолго, за пять лет до того, как Сталин признал этот факт. Даже значительно позднее Троцкий оставался убежденным, что коллективное ведение хозяйства хронически находится в состоянии близком к коллапсу.
29
По оценке газеты «Правда» от 15 января 1930 г., для полной коллективизации советского сельского хозяйства требовалось 1 500 000 тракторов. Этот уровень механизации был достигнут лишь в 1956 г., когда тракторный парк (в пересчете на 15 л. с.) перешел отметку 1 500 000 — фактически в 30-сильных единицах он составлял 870 000 машин.
Ежегодное производство тракторов (в 15-сильном исчислении) в 1929 г. было чуть больше 3000 и 50 000 — в 1932 г. Количество имевшихся других сельскохозяйственных машин было совершенно незначительно. В начале первой пятилетки, в 1928 г., на деревне было менее 1000 грузовиков, и в 1932 г. их было только 14 000.
30
«Коллективизация сохи… это мошенничество», — писал Троцкий. Его аргумент был отвергнут некоторыми экономистами-троцкистами и, конечно, сталинистами, которые заявляли, что колхоз, даже технически примитивный, будет более производителен, чем старые мелкие хозяйства. Критики Троцкого исходили из аналогии с британской мануфактурой, которая даже перед промышленной революцией (когда это все еще была мануфактура в строгом смысле слова) была более производительной, чем кустарное производство, потому что, как отмечал Маркс в «Das Kapital», она использовала преимущества, во-первых, «простой кооперации», а во-вторых — разделения ручного труда. В строгой теории критики Троцкого были правы: коллективизация даже без предшествовавшего наличия соответствующей ей технической базы приводит к более высокой производительности, как это было одно время в Китае в середине 50-х гг. Однако на практике и в том, что касается коллективизации 1929–1932 гг., Троцкий был прав: любые преимущества, которые колхоз может извлечь из кооперации и разделения ручного труда, будут уничтожены негативным отношением крестьян к труду и к первоначальному уничтожению поголовья скота.