В стихах Полоцкого чувствуется голос настоящего, большого поэта, которому есть что сказать. Ранние его стихи еще несовершенны с точки зрения стихотворной техники, но в них ощущаешь такую силу чувства, что многое прощаешь автору. В коллективном сборнике петроградской группы «Имажинисты» (1925) переехавший к этому времени в столицу Полоцкий, этот «красивый приветливый молодой человек с несколько амбициозной, подчеркнутой речью» (по воспоминаниям А. Палея[7]) декларировал: «Мы берем на себя ответственность за судьбы русской поэзии на десятилетие вперед». Петроградские имажинисты собирались в 1926 годy издать альманах «Нео6ычайные свидания друзей» и даже сделать его периодическим, изданием. Среди участников были, в числе прочих объявлены еще молодые тогда Хармс и А. Введенский, будущие обэриуты. Так что декларация Полоцкого, пожалуй, не была голословной. Но — не сбылось. «Золотая эпоха» имажинистов кончалась, альманах так и не вышел, наступали иные, страшные временa. Полоцкий стал писать стихотворные книжки для детей (издал более 10 таких книг!), пьесы, в 1926 гoдy выпустил сатирический роман «Черт в Совете непокорных». Дальше — тишина. Что создал поэт в последующие годы — неизвестно. Архив его в Пушкинском доме не разобран и потому закрыт для исследователей, как, впрочем, и десятки других архивов.
Среди петроградских имажинистов назовем еще Владимира Ричиотти (настоящие имя и фамилия Леонид Турутович; 1899–1939), моряка, принимавшего участие в штурме Зимнего дворца, а впоследствии писавшего стихи и книги по истории флота. У Ричиотти любопытны строчки, показывающие, по кому равняли себя петроградские имажинисты:
Утверждение, может быть, излишне категорическое, но имажинистский задор автора похвален.
Особое место в группе занимал Вольф Эрлих (1902–1937), ученик и близкий друг Сергея Есенина. Эрлих встречался с ним в Петрограде, бывал у него в Москве. Именно его Есенин уполномочил наблюдать за изданием в Петрограде своей «Песни о великом походе», его же он просил подыскать квартиру, когда в декабре 1925 года решил переселиться в Петроград, к местным друзьям-имажинистам, которые, по его словам, «не продали шпаги наших клятв и обещаний». Отношение Есенина к Эрлиху проявляется и в строках его письма 1925 года: «Хотелось бы тебя, родной, увидеть, обнять и поговорить о многом… Ежели через 7-10 дней я не приеду, приезжай сам».
B последнее время муссируется версия о том, что Есенин не покончил с собой, а был убит. Версии можно выдвигать любые, вплоть до того, что пьесы Шекспира написал Бернард Шоу, но в гибели Есенина безосновательно обвиняют конкретного человека, поэта Эрлиха, а это уже преступная несправедливость. Не будем говорить о том, что версия убийства совершенно нелогична — в самом деле, зачем же Есенин за день до «убийства» пишет трагическое стихотворение, «До свиданья, друг мой, до свиданья», адресуя его Эрлиху, преданнейшему из друзей, и прощаясь в этих стихах с жизнью, а перед самой смертью просит портье в отеле, где живет, никого к нему не пускать — для удобства убийцы, что ли? Версия убийства зыбкая, но на определенного читателя она производит впечатление..
Ответил будущим клеветникам сам Эрлих, написавший в 1928 году публикуемое ниже глубоко прочувствованное стихотворение, посвященное памяти Есенина («Какой прозрачный, теплый роздых…»). Воспоминания о Есенине собраны Эрлихом в книгу «Право на песнь» (1929). Борис Пастернак, не очень-то жаловавший Есенина при жизни, в письме дал такой отзыв об этих воспоминаниях: «Книга о Есенине написана прекрасно. Большой мир раскрыт так, что не замечаешь, как это сделано, и прямо в него вступаешь и остаешься» (Литературное наследство, т. 93, с. 681). Многие стихи Эрлиха были переизданы в 1963 году в книге «Стихотворения и поэмы». Caмoго же поэта постигла трагическая участь — в 1937 году он был незаконно репрессирован и, очевидно, тогда же расстрелян.
Говоря о «малых имажинистах», нельзя не подчеркнуть: эпоха наложила на них трагическую мету. По-разному расплатились они за грозный подарок небес — поэтический дар: кто жизнью, а кто и молчанием, которое для иных страшнее смерти. Поэтому и звучат в этой подборке голоса тех далеких лет, разные голоса. Имажинисты были верны завету Есенина: «Каждый поэт должен иметь свою рубашку». И действительно, каждый имел свою тему, свою манеру. И каждого покарала та далекая эпоха, в которую читателя ненадолго перенесет эта публикация.