Выбрать главу

Таким образом, в настоящем экскурсе мы имеем образцы историософской прозы зрелого Фукидида, художественно-исторического повествования, сложившегося под влиянием софистики и исторической хроники, характерной для логографов.

§ 3. Экскурс в древнейшую историю Аттики (II, 15–16, 1)

Фукидид говорит о том, что Перикл советовал афинянам готовиться к войне, а поэтому перевезти имущество с полей и запереться в городе, чтобы защищать его (II, 13, 2). Решиться на это для афинян было трудно, так как τοὺς πολλοὺς ἐν τοῖς ἀγροῖς διαιτᾶσθαι (II, 14, 2, большинство жило в полях). Объяснение причин этих трудностей послужило причиной для включения экскурса в труд Фукидида.

Экскурс представляет собой нерасчлененное повествование, в ходе которого трижды повторяется мысль о том, насколько было трудно жителям Афин оставлять места, где они жили (I, 14, 2; I, 16, 1–2). Таким образом, основным тезисом очерка является мысль о том, что общественное устройство Афин было унаследовано без изменений от древнейшего времени, то есть утверждение исконности общественной жизни в Афинах (ср.: Plato. Menex. 238c).

Экскурс разделяется на две части: собственно историческое повествование о Кекропе, войне между Эврифсеем и Эвмолпом и о тесе (II, 15, 1–3) и топографический комментарий к нему (II, 15, 4–6), цель которого указать на то, что древнейшие святыни находились на Акрополе или же примыкали к нему с юга. Такой же характер имеет сообщение об источнике Эннеакруне, материал для которого заимствуется из обыденной традиции[155].

Первая часть экскурса не выходит за рамки «Аттиды» и передает весьма распространенные в этом жанре сюжеты; вторая – своего рода Περιήγησις, написанная на основании оригинальных наблюдений Фукидида.

§ 4. Основная проблематика экскурсов

Положения, которые мы назвали предваряющими тезисами, показывают, что основным мотивом, по которому тот или иной экскурс включался в труд, было совсем не стремление нарисовать определенную историческую картину, во что в результате выливался каждый экскурс, а намерение высказать политическую идею, причем достаточно распространенную и представляющую собой своеобразное общее место в политической мысли эпохи Пелопоннесской войны.

1. «Археология» представляет собой необычайно лаконичную реконструкцию прошлого Эллады. Написанная в стиле генеалогической литературы, она более всего замечательна своей схемой исторического процесса[156], в которой история рассматривается как развитие[157], а каждое явление (первоначальное состояние человечества 1, 2; ношение оружия 5, 3; колонизация 12, 4; царская власть и тирания 13, 1 и т. д.) рассматривается как закономерное, а любое событие, таким образом, представляется проявлением этой закономерности. Так, например, тиранию Фукидид представляет себе как закономерный этап, связанный с активизацией общественной жизни («в связи с тем, что Эллада делалась более сильной и приобретала в себе еще больше богатства, чем раньше, по большей части в городах возникали тирании по причине того, что доходы делались больше», I, 13, 1). Наконец, тирания – явление не локальное, а характерное для всей Эллады (I, 17–18). Отсутствовала она только в Спарте, что Фукидид объясняет особенностями ее развития (I, 18, 1). С этих позиций Фукидид подходит к рассмотрению причин Пелопоннесской войны, а в целом эти взгляды дают возможность говорить о родственности взглядов Фукидида и Гиппократа. Вместе с тем предваряющий тезис этого экскурса заключается только в констатации исключительности Пелопоннесской войны, что в разных формах неоднократно высказывалось Еврипидом и, вероятно, красноречивее всего было высказано Аристофаном в «Мире»: ἐξεφύσησεν τοσοῦτον πόλεμον ὥστε τῶι καπνῶι πάντας Ἕλληνας δακρῦσαι (Aristoph. Pax. 611–612).

2. Идея усиления морского могущества Афин и установление их гегемонии в Делосском союзе, представляющая собой предваряющий тезис «Пентаконтаэтии», развивается Фукидидом только в авторском комментарии, составлявшемся, когда экскурс соединялся им воедино (I, 96–97, 1), в то время как содержание экскурса гораздо шире. Идея, составляющая предваряющий тезис «Пентаконтаэтии», была достаточно ярко выражена Бакхилидом в дифирамбе «Тесей, или Юноши» (ἠίθεοι, Bacch. 13 dith. 3), где изображается торжество Тесея и афинских юношей над сломленным морским могуществом Миноса. Дифирамб заканчивается обращением афинян к Аполлону Делосскому[158]. Такой же смысл имеет пэан, содержащийся в «Аян-те» у Софокла (Soph. Aj. 693–705), заканчивающийся обращением к Аполлону Делосскому, смысл которого заостряет тот факт, что в следующей песне хора содержится своеобразный гимн Афинам (1219–1222).

вернуться

155

То, что здесь сообщает Фукидид об источнике в Эннеакрунах, помогает прокомментировать неясные стихи Феогнида 261–266, комментирование которых было значительно продвинуто Н.В.Шебалиным в статье «Феогнид, 261–266» (Античность и современность. М., 1972. С. 229–235). Сопоставляя эти стихи с сообщением о свадебной церемонии у Фукидида, можно полностью вникнуть в ситуацию, в них отображенную: становится понятно, что Феогнид иронизирует над древним ритуалом.

вернуться

156

Гегель в «Философии истории» в главе «Элементы греческого духа» (Гегель Г.В.Ф. Собрание сочинений в 14 томах. Т. 8. М.; Л., 1935. С. 215–221) оказался в полной зависимости от исторической схемы «Археологии»; философия истории древнейшей Греции свелась к простому пересказу Фукидида, что, бесспорно, говорит не о философско-осмысляющей беспомощности Гегеля, а о том воздействии, которое оказывал Фукидид, способный полностью подчинить своей мысли создателя современной диалектики.

вернуться

157

См.: Lichtenthaeler Ch. Thucydide et Hippocrate vus par un historien-médecin. Genève, 1965; Weidauer K. Thukydides und die Hippokratischen Schriflen. Heidelberg, 1954; см. также работу С.В.Меликовой-Толстой «Горгий и Гиппократ» (Журнал Министерства народного просвещения. 1915. Февраль. Отдел V. С. 92–103).

вернуться

158

На политический смысл этого дифирамба первым указал в своем специальном исследовании о Бакхилиде У.Виламовиц (Wilamowitz-Möllendorff U. Bakchylides. B., 1898. S. 53). Это замечание повторил И.М.Тронский в своей «Истории античной литературы» (Л., 1946. С. 93). Последние строки этого дифирамба звучат так:

Ибо ТесеяВ зелени моря зрит он, как чудо,С даром бессмертных, ярко блиставшемВ кудрях героя.Юные девы вместе с своимиБратьями воздухРадостным крикомВмиг огласили. Море ж гремелоГромким пэаном.Юноши пелиСлаву Делосцу хором: КеосцевСердце исполниИ одари нас светлой судьбою.(Стих 121–133; перевод Г.П.Чистякова)