Гадко я себя чувствовал после этого бухенвальда.[8] Не знал, как и доберусь на трамвае до родной кроватки.
Но я всё-таки добрался.
И наутро дал зарок никогда больше не доить поллитровку.
Ни под каким соусом.
И после того случая вот уже полвека не пью.
И не помер.
10 сентября
Мне двадцать шесть.
Не спалось.
Проснулся на рассвете. Поднялся на локоть, долго смотрел в окно и ничего иного не видел кроме всполохов Новотульского металлургического.
На работе никто не знал, что у меня сегодня день рождения.
Прихожу с работы – Нюрка и Маша вцепились друг дружке в волосы. Повис на их переплетённых руках. Еле разнял.
Я ещё никогда не видел, чтоб женщины так жестоко дрались.
Нюрка в слезах выпросила у меня рубль и уехала к сестре в Орёл.
Стала собираться и бабка. Сунула в карман треугольный флакон уксуса:
– Станет худо – выпью.
Наутро она с корытом, а я с её чемоданом бежали к автобусу.
– Я еду далеко-далеко. Спасибо, родной Анатолик, что спас вчера. Это ужась, как сцепились. Она б меня… Спасибо, что спас…
Я втолкнул её в автобус, сам на трамвай и в редакцию.
20 сентября
Копал картошку Нюрке. Помогали Витька и Маринка, какие-то родичи.
29 сентября
Сегодня день рождения Николая Островского.
В честь этого созданный при редакции отряд трудных подростков «Искатель» провёл вечером факельное шествие по Туле.
Триста факелов. Впереди военный оркестр.
Здорово!
У памятника Ленину читали стихи.
1 октября
Коляна
Му… Му…
Молчит Герасим, рожу скорчив…
Ну, он вообще неразговорчив.
Сегодня ровно месяц, как я заведую отделом сельской молодёжи «Колос». У меня в подчиненных лишь один литературный работник. Литраб. Коляна Крутилин.
Ленивый. Прокудливый. Коварный.
За десять дней не смог написать репортаж о вывозке свёклы.
Я ему коротенькую солёненькую лекцию о лени.
Он морщится. Я с вопросом:
– Не хочешь ли ты сказать, «быстрой езды не любит тот русский, на котором ездят»? Чего кривишься, будто я тебя заездил?
– Насчёт езды тут ни к чему… Ну только не говори шефу, – шепчет он, заикаясь. – В понедельник начну выдавать! Смотреть можешь. В понедельник!
Без опозданий пожаловал господин Понедельник.
– Я готов к смотринам, – потираю я руки. – Написал?
– Сперва внимательно посмотри на меня.
– Смотрю. Ничего из серии шокин-блю[9] не вижу.
– У меня беда с головой, – заскулил он. – Ехал в колхоз. Полный ход. Кузов. А мне так и хочется спрыгнуть…
– И ты не попробовал?
– Тебе смешки. А мне было… Хоть привязывайся к решётке на окне!
Вместо обещанного репортажа взял он двухнедельный отпуск. Без содержания.
2 октября
Летучка.
Мой отчёт. Мне высочайше пожаловано два дня творческого отпуска. Больше всех давал материалов.
4 октября
В пединституте сдал социализм по экономике. Учебник не держал в руках.
8 октября
Нюрка и бабка поладили.
Дуэтом хвастливо докладывают мне:
– А у нас в жилах фулюганит дворянская кровушка!
– Да ну! И давно шалит дворянская?
– А всю жизню!
– Анатолик! – говорит бабка. – А что это ты по четырнадцать часов работаешь?
Нюрка:
– Директором хочет стать.
– Он не будет дилектором! – выносит приговор бабка. – Живота нету.
10 октября, суббота
Факельное шествие «Искателя». Триста факелов и тысячи зевак на тротуарах. Впереди военный оркестр.
Идём с плакатом «Сегодня уничтожим последнего хулигана!»
На стадионе пускают ракеты.
Речи. Волков:
– Пора кончать с хулиганством!
Поджигают чучело хулигана.
Сильные хлопки.
Это взрывается последний хулиган.
Живые хулиганы хохочут.
11 октября
Приплёлся с базара с картошкой и капустой.
Дома баба Маша говорит:
– Голубчик Анатолик! Я с тобой побеседую. Ушла она пить. Ну как ты думаешь? Купила торф (торт) и ушла к Витьке. Присогласили и меня. Итить – надо штой-то купить. А я не такая свинья, чтоб сегодня пить, а завтра зубы на полку. А вот она пошла! Она ж пять лет лежала в буйной, три – в тихой. Я как мать под расписку её взяла. Она пьёт. Я возради тебя тут живу. И за тобой я чувствую себя упокоенно. Вот придёт вечером, ты, голубчик Анатолик, не давай меня бить. А то она меня заметелит. Я ж несильная, как старая муха. А от её кулаков удовольствия нету. Какое фулюганство! Ужась! Дерётся – как ты думаешь? – свою родну матерь чернонёбой ахверисткой обзывает! Ну! Такими хульными вольностями чертоломит, что только ох да ох! Во, Боже мой!.. И не работает. Разве книги не могла бы продавать? Или мороженое? Или яблоки?