10. Факты добровольного перехода турецких военачальников на сторону противника (стр. 6.5. Таблицы 2), в общем-то, немногочисленны (всего 2,9 % от общего числа пленных), а их локализация исключительно в пределах конца XVIII — начала XIX вв., вероятнее всего, отразила те сложные и противоречивые процессы, которые в указанный период имели место в развитии Османской империи и ее вооруженных сил.
11. Доли турецких генералов и адмиралов, попавших в плен будучи ранеными (стр. 7.2.2. и 7.2.4. Таблицы 2), выглядят совершенно несопоставимыми (6,0 % и 50,0 % соответственно). Причем различие это становится еще большим, если учесть, что Абдулла Рамиз-паша [28] был пленен отнюдь не в морском сражении.
Сказанное мы объясняем двумя взаимосвязанными обстоятельствами:
а) Спецификой войны на море, где адмирал находится на мостике своего флагманского корабля, обозначенного специальным флагом и потому прекрасно видимом противнику (тогда как место нахождение в бою армейского генерала зачастую остается неизвестным даже для большинства его подчиненных).
б) Особенностями тактики морского боя, предполагающей сосредоточение огня именно на флагмане.
Другими словами, в Афонском сражении адмирал Бекир-бей [27] остался невредимым лишь по счастливой случайности, тем более, что на его корабле тогда выбыло из строя убитыми и ранеными до 400 чел. (из 717 членов экипажа)[40].
Глава вторая
Восприятие российской военной элитой турецких генералов и адмиралов. Прием и содержание военачальников противника при органах управления соединениями и объединениями. Совместные церемонии на театрах военных действий
Восприятие российской военной элитой турецких генералов и адмиралов детерминировалось множеством самых разнообразных факторов. Однако важнейшими из них мы считаем следующие:
1. В отличие от войн с Германией, Польшей, Францией или Швецией, вооруженные конфликты с Османской империей никогда всерьез не угрожали ни самому существованию России, ни ее государственному суверенитету. Они не создавали реальной опасности утраты страной своих важнейших политических, экономических и культурных центров. И даже почти не затрагивали напрямую ее территорию и население.
2. Частота и регулярность русско-турецких войн (в исследуемых хронологических рамках средний интервал между ними не превышал 22-х лет) сформировали устойчивый образ турка как «привычного» противника, а победоносный, в целом, характер этих войн приносил российскому генералитету славу, титулы, чины, ордена, продвижение по службе, высочайшие благоволения и иные монаршие награды.
3. Несмотря на глубокие культурные, религиозные и этнические различия, военачальников обеих сторон объединяло уже то, что и те, и другие:
— принадлежали к элитарному слою общества, т. е. обладали сравнительно высоким уровнем воспитания, образования, интеллекта, способностей и компетентности;
— вели сходный, в общем-то, образ жизни, стремились к одним и тем же целям, решали одинаковые задачи и наделялись примерно равным объемом прав, обязанностей и ответственности;
— в официальных отношениях придерживались достаточно близких этикетных моделей поведения, восходящих, преимущественно, к Античности и европейскому Средневековью.
4. Отдельные русские и османские генералы были знакомы друг с другом заочно и даже лично еще с довоенной (в вернее — «межвоенной») поры. Иных объединяла прошлая совместная работа или совместная служба. Например, М. И. Кутузов и его противник на Балканском ТВД в 1811–1812 гг. Ахмед-паша познакомились в 1793 г. в Стамбуле, где первый был послом России в Османской империи, а второй — чиновником МИД Турции. В свою очередь, генерал Н. Н. Муравьев и его противник в 1855 г. генерал Керим-паша [65] в 1833 г. вместе служили в составе российско-турецкого соединения, сформированного для борьбы с восставшим наместником Египта Мухаммедом Али[41].
41
Из записок генерал-адъютанта Николая Николаевича Муравьева (Карского) // Русский архив. — 1868. — № 4/5. — С. 772; М. И. Кутузов; Сборник документов… Т. 3. — С. 336; Кавказ. 1855. 3 дек. С. 417.