Крылышки, на которые смотрел Агей, вдруг порхнули вверх. Агей даже вздрогнул. А впереди сидящая девочка уже бойко тараторила:
– Сначала мы не видим лица Пугачёва. Сначала это всего лишь путник, «дорожный», как называет его Пушкин. Пурга, а «дорожный» стоит на твердой полосе, и голос его спокоен. Это удивительное самообладание и хладнокровие успокаивают Гринёва, а через мгновение ему пришлось уже удивиться тонкому чутью «дорожного». Тот уловил запах дыма деревенских печей.
– Оч-чень хорошо! – сказала Валентина Валентиновна.
Девочка села и, садясь, рукой откинула волосы за плечи. Золотой ливень так и брызнул перед глазами Агея.
– Прекрасно! Прекрасно! – говорила Валентина Валентиновна, очень довольная ответом. – Но это всего лишь преддверие к портрету. Своего рода рама, причем не первая попавшаяся, а тщательно выбранная…
Встал кто-то с последней парты, Агей не поворачивал головы.
– Ну… Наружность у этого… Ну, это… Ну… лет он сорока.
– Худощав! – подсказали отвечающему.
– Ну, худощав… Глаза у него сверкали.
– Про бороду забыл! – подсказали одноклассники. – Борода черная…
– Ну, чего забыл? Не забыл.
– Для «камчадала» прекрасно! – одобрила Валентина Валентиновна. – Ваш портрет совпадает с портретом Пушкина… Только вот это «ну». Надо в школе избавляться от дурных привычек. А то и во взрослую жизнь придете с вашими восхитительными «ну», «вообще», «это самое». А теперь вспомним сцену военного совета. Ее можно и зачитать.
Зачитывала девочка с первого стола. Личико у нее было круглое, смуглое, глаза огромные, черные, темные волосы причесаны гладко и собраны в толстую косу. Читала она почти шепотом, едва раскрывая розовые пухлые губы:
– «С любопытством стал я рассматривать сборище. Пугачёв на первом месте сидел, облокотись на стол и подпирая черную бороду своим широким кулаком».
– Громче, Чхеидзе! Что вы рот-то боитесь открыть? Это староверы чёрта боялись.
Девочка помолчала, ожидая, не скажет ли чего еще учитель, и продолжала читать точно так же, полушепотом, едва приоткрывая губы.
– «Черты лица его, правильные и довольно приятные, не изъявляли ничего свирепого».
– «Ничего свирепого», – громко, четко повторила Валентина Валентиновна. – Садитесь, шептунья. Ну а кто скажет, свиреп ли Пугачёв в повести Пушкина? Повлияла ли безграничная власть над людьми на характер этого сильного, умного человека из народа?
Кто-то сказал: повлияла, потому что Пугачёв сидел как царь и вешал не только своих прямых врагов, но приказал и Василису Егоровну унять, да еще и ведьмой ее назвал.
Была и другая точка зрения: Василиса Егоровна тоже хороша. Она – одно с мужем. Ее добрейший Иван Кузьмич, комендант крепости, не моргнув глазом вздернул бы Пугачёва, если бы только тот ему попался.
– Ульяна! – вызвала Валентина Валентиновна.
– Я думаю, власть так или иначе влияет на характер человека. Известно, например, что царь Николай Второй был человек мягкий, безвольный. Не запретил расстрела демонстрации Девятого января. Приказы отдавали другие, но это он получил прозвище Кровавый. Власть заставляет человека принимать решения, которые он сам, будучи среди толпы, осудил бы.
– Богатов.
Агей размышлял над сказанным Ульяной. Он был согласен с ее мыслью, несмотря на две фактические ошибки.
– Богатов! – В голосе Валентины Валентиновны прозвучало недоумение.
Агей встал.
– Ваше мнение?
Агей пошевелил бровями, вздохнул.
– Садитесь.
Но Агей заговорил:
– Ульяна сказала верно. Это ведь Владимир Александрович[1]… И еще на Ходынке[2]…
– Какой Владимир Александрович? – сердито пожала плечами Валентина Валентиновна. – Разговор, ребята, интересный, думайте, думайте. Тем более что на следующем уроке сочинение. А пожалуй, теперь и начнем, чтоб и перемена пошла впрок. Достаньте тетради, запишите тему сочинения. Тему я вам выбрала прямо-таки философскую: «Искусство слова».
О власти разговор, однако, не закончили.
– Власть, – сказала Крамарь и повела по классу своими длинными загадочными глазами, – власть, я думаю, не всегда портит человека. Власть может также и украшать.
– Это она о себе! – хором определила Курочка Ряба.
– Власть – это и есть история, – тихим своим голоском прошелестела Чхеидзе. – Покуда существует государство, будет и власть.
1
2