Я, умерев в своем сердце,
только в Тебе оживаю,
ради Тебя умирая,
ради Тебя воскресаю;
в воспоминаньях теряю
жизнь, и ее обретаю.
Жизнью своей убиваем,
я всякий день умираю,
ибо она разлучает
с Тем, кого я призываю.
Радуются иноземцы,
что в их плену изнываю
и на их тщетную радость
я безучастно взираю.
Просят они моих песен,
что о Сионе слагаю:
«Спой, — говорят — гимн Сиона!»
Я же, скорбя, отвечаю:
«Как же в долине изгнанья,
плача по отчему краю,
буду петь песни веселья,
в коих Сион прославляю?»
Радость чужую отверг я,
верность своей сохраняю.
Пусть онемеет язык мой,
коим тебя воспеваю,
если тебя я забуду
здесь, где в плену пребываю,
если на хлеб Вавилона
я свой Сион променяю.
Пусть я утрачу десницу,
ту, что к груди прижимаю,
если тебя я не вспомню
с каждым глотком, что вкушаю,
если отпраздновать праздник
я без тебя пожелаю.
Горе, о дщерь Вавилона,
гибель тебе возвещаю!
Будет прославлен вовеки
Тот, к Кому ныне взываю,
Тот, Кто вернет тебе кару,
что от тебя принимаю!
Пусть соберет Он сих малых,
ибо в плену уповаю
я на твердыню Христову
и Вавилон покидаю.
Debetur soli gloria vera Deo.
(Истинная слава подобает только Богу, лат.)
Жаждой охваченный странной...
Жаждой охваченный странной,
ждал я заветного срока —
и полетел я высоко,
цели достиг я желанной!
Я так высоко поднялся,
этим восторгом влекомый,
что в вышине незнакомой
я навсегда потерялся.
Вот он, тот миг долгожданный!
Я все летел одиноко
в этой любви — и высоко
цели достиг я желанной!
Выше! Но взор мой в полете
был ослеплен на мгновенье —
так и настиг я в затменье
цель, словно дичь на охоте.
Слепо, с любовью той странной
в сумрак шагнул я глубоко
и, оказавшись высоко,
цели достиг я желанной!
Я так легко поднимался
вверх — есть ли участь блаженней? —
и становился смиренней,
и все сильней умалялся.
Рек я в борьбе неустанной:
«Кто же достигнет истока?» —
и полетел я высоко,
цели достиг я желанной!
Дивный полет мой вмещает
разных полетов так много —
ведь уповавший на Бога
то, что искал, обретает.
С этой надеждою странной
ждал я заветного срока...
Я был высоко, высоко,
цели достиг я желанной!
Я очутился в том краю...
Я очутился в том краю,
вкусив неведенья такого,
что выше знания любого.
Не знаю сам, какой тропою
вошел я в край сей заповедный,
не знаю, где я, но не скрою,
что в этот миг мой разум бедный,
покинув мир немой и бледный,
вкусил неведенья такого,
что выше знания любого.
Объяло истинное знанье
весь мир, Всевышним сотворенный.
Так, в одиночестве, в молчанье,
его узрел я и, плененный,
стал как младенец несмышленый,
коснувшись таинства такого,
что выше знания любого.
Был поглощен я столь всецело,
что на вершине отчужденья
любое чувство онемело,
ушло любое ощущенье,
когда достиг я постиженья
непостижимого — такого,
что выше знания любого.
Сей пилигрим, по Божьей воле,
сам от себя освободится
и все, что он узнал дотоле,
во прах и пепел обратится,
столь возрастет, что умалится
вдруг до неведенья такого,
что выше знания любого.
Чем больше познает, немея,
ум, тем он меньше постигает
сей пламень, ведший Моисея,
свет, что в полуночи сияет,
но тот, кто все ж его познает,
вкусит неведенья такого,
что выше знания любого.
Сие незнающее знанье —
– такую власть оно имеет,
что мудрецы в своем старанье
его постичь — не преуспеют,
ибо их знанье не сумеет
достичь неведенья такого,
89
Написано в 1580-1587 гг., в Андалусии. Форма стихотворения — «увенчанная баллада», или «баллада с шапочкой» (ballades couronnees ou chapelees).
90
Написано в 1574 г., в Сеговии. По форме также представляет собой «увенчанную балладу». Авторское название — «Стихи о восторге, порожденном созерцанием».