Но я воскликнул:
— Я беру ее со всеми ее недостатками, и я доволен, совершенно доволен!
Но он сказал мне:
— Ах, сын мой, не обязывай отца, который дорожит достоинством своих близких, говорить о дочери своей в оскорбительных для нее выражениях. Но твоя настойчивость вынуждает меня сказать тебе, что, вступая в брак с моей дочерью, ты вступаешь в брак с самым страшным чудовищем настоящего времени. Ибо это создание, один вид которого…
Но я, избегая страшного перечисление ужасов, которыми он собирался поразить слух мой, прервал его и воскликнул с выражением, в которое я вложил всю душу мою и все желание мое:
— Я доволен! Я доволен! — И я прибавил: — Аллах над тобой, о отец мой, избавь себя от боли говорить о твоей почтенной дочери в оскорбительных выражениях, ибо, что бы ты ни сказал мне и сколько бы ни было отталкивающего в том описании, которое ты можешь мне сделать, я буду настаивать на браке, потому что у меня особенное влечение ко всяким ужасам того рода, какими страдает дочь твоя, и, повторяю тебе, я принимаю ее такою, какая она есть, и я доволен, доволен, доволен!
Когда шейх-уль-ислам услышал, что я говорю таким образом, и когда он понял, что мое решение непоколебимо и мое желание неизменно, он всплеснул руками от неожиданности и удивления, и сказал мне:
— Я очистил свою совесть перед Аллахом и перед тобою, о сын мой, и ты не можешь обвинять никого, кроме самого себя, за этот безумный поступок. Но с другой стороны, священные предписания запрещают мне препятствовать осуществлению твоего желания, и я не могу не дать тебе моего согласия.
И, дойдя до пределов радости, я поцеловал у него руку и пожелал, чтобы брак был заключен и свадьба отпразднована тотчас же.
И он сказал мне со вздохом:
— Тому нет препятствий!
И договор был написан и скреплен свидетелями; и в нем было оговорено, что я принимаю мою жену со всеми ее пороками, ее уродствами, немощами, нескладностями, болезнями, со всеми ее безобразиями и со всем остальным в этом роде. И тут же равным образом было оговорено, что, если по той или иной причине я разведусь с нею, я должен выплатить ей как выкуп за развод и как приданое двадцать кошельков по тысяче золотых динаров. И я, разумеется, от всего сердца принял все эти условия. И впрочем, я принял бы условия даже гораздо более невыгодные для меня.
И вот после того как договор был написан, мой дядя, отец жены моей, сказал мне:
— О такой-то, мне кажется, лучше всего будет довести до конца свадебные обряды в моем доме и устроить здесь твое супружеское жилище, потому что перенесение твоей немощной жены отсюда в твой отдаленный дом могло бы представить значительные затруднения.
И я отвечал:
— Слушаю и повинуюсь!
И, сгорая от нетерпения, я говорил себе: «Клянусь Аллахом! Возможно ли это на самом деле, что я, темный купец, сделался обладателем этой юной девы совершенной любви, дочери высокочтимого шейх-уль-ислама?! И действительно ли это, что я сейчас буду тешиться ее красотою, и брать ее сколько угодно, и сколько угодно вкушать от ее скрытых прелестей, и пить их, и наслаждаться ими до насыщения?!»
И когда наконец наступила ночь, я вступил в брачный покой, прочитав вечернюю молитву, и с бьющимся от волнения сердцем я приблизился к жене моей, приподнял с ее головы покрывало и открыл лицо ее. И я увидел ее душою моею и глазами моими.
Да истребит Аллах нечистого, о господин мой султан, и да не допустит тебя никогда быть свидетелем зрелища, подобного тому, какое открылось взорам моим!
Я увидел человеческое создание, самое безобразное, отвратительное, отталкивающее, гнусное и противное, какое только можно было увидеть в самом тяжелом кошмаре. И поистине, этот предмет отвращения был еще более ужасен, чем тот, который мне описывала молодая девушка, — это было чудовище безобразия, это было столь ужасающее отрепье, что мне было бы невозможно, о господин мой, описать ее без того, чтобы у меня не сделалось сердцебиение и чтобы я не упал без чувств к ногам твоим. Но мне достаточно тебе сказать, что та, которая стала моей женой с собственного моего согласия, заключала в своей особе все пороки законные, и все мерзости незаконные, и все непристойности, и все зловоние, и все отвратительное, и все жестокое, и все гнусное, и все омерзительное, чем только могли бы быть осквернены существа, над которыми тяготеет проклятие. И я, заткнув нос и отвернув голову, уронил ее покрывало и ушел в самый отдаленный угол комнаты, ибо, если бы даже я был способен есть крокодилов, как жители Фиваиды[21], я не мог бы принудить души своей к плотскому сближению с созданием, которое оскорбляло бы до такой степени лицо Творца своего.
21
Фиваида — старинное название области в Верхнем Египте. Во времена правления Птолемеев (IV–I вв. до н. э.) Фиваида была отдельным административным районом, центром которого были Фивы.