И, сказав это, он отпустил руку халифа, чтобы незнакомый ему благодетель мог ударить его по щеке. Тем не менее, опасаясь, что он уйдет, не доставив ему должного удовлетворения на его просьбу, старик позаботился о том, чтобы схватить халифа за подол его длинного платья.
Увидев и услышав все это, халиф очень растерялся и сказал слепому:
— О дядя, пусть Аллах защитит меня от повиновения твоему повелению! Ибо тот, кто дает милостыню ради Аллаха, не должен стирать свои заслуги, плохо обращаясь с теми, кто получает выгоду от этой милостыни. И жестокое обращение, к которому ты обязываешь меня прибегнуть, — это действие, недостойное правоверного.
И, сказав это, он попытался освободиться от хватки слепого. Но он не учел бдительности старика, который, предвидя движение халифа, приложил гораздо больше усилий, со своей стороны, чтобы не отпустить его. И он сказал ему:
— О мой щедрый учитель, прости меня за мою назойливость и смелость просьбы моей. И позвольте мне снова умолять тебя дать мне эту затрещину по уху. В противном случае я предпочту, чтобы ты забрал свое подаяние, ибо я могу принять его только при этом условии, не оскорбляя себя перед Аллахом и не нарушая клятву, которую я дал перед лицом Того, Кто видит тебя и видит меня. — Затем он добавил: — И если бы ты знал, о мой господин, причину моей клятвы, ты без колебаний согласился бы, что я совершено прав.
При этом халиф сказал себе: «Я не вижу иного выхода, вероятно, у Аллаха Всемогущего есть Свои соображения по поводу доводов этого слепого старика».
И поскольку он больше не хотел привлекать к себе любопытство прохожих, поспешил сделать то, о чем его просил слепой, который, получив свою затрещину, сразу отпустил его, поблагодарив, а потом вознес обе руки к небу, чтобы призвать благословение на его голову.
И аль-Рашид, освободившись таким образом, ушел со своими двумя спутниками, и он сказал Джафару:
— Ради Аллаха! История этого слепого должна быть удивительной, а его случай — очень странным! Поэтому вернитесь к нему и скажите, что вы пришли от имени эмира правоверных, чтобы приказать ему быть завтра во дворце во время послеобеденной молитвы.
И Джафар вернулся к слепому, сообщил ему приказ своего господина, а потом вернулся к халифу. Однако не успели они сделать и нескольких шагов, как увидели на левой стороне моста, почти напротив слепого, сидевшего второго нищего — калеку с искалеченными ногами и порезанным ртом. И меченосец Масрур по знаку своего хозяина подошел к этому второму калеке с больными ногами и подал ему милостыню, которая была записана в его судьбе на тот день. И человек этот поднял голову и рассмеялся, сказав:
— Хей, валлахи, за всю свою жизнь школьного учителя я не заработал столько, сколько получил от твоей великодушной руки, о господин мой!
И аль-Рашид, которого весьма удивил этот ответ, повернулся к Джафару и сказал ему:
— Клянусь головой моей! Если это школьный учитель и он вынужден теперь просить милостыню на мосту, то его история должна быть, безусловно, очень странной. Поспеши к нему и прикажи ему явиться завтра в час, назначенный для слепого, к воротам моего дворца.
И приказ этот был выполнен, и они продолжили свою прогулку.
Но не успели они еще отойти от калеки, как услышали, как тот громко призывает благословения на голову подошедшего к нему какого-то шейха. И они решили посмотреть, чтобы понять, в чем тут дело. И они увидели, что этот шейх пытается увернуться от калеки, явно сбитый с толку благословениями и похвалами, которые он ему посылал. И они поняли, со слов калеки, что милостыня, которую только что вручил ему этот шейх, была значительнее, чем милостыня Масрура, — такая, какой этот бедняга никогда еще не получал. И Гарун выразил Джафару свое изумление, увидав, что простой человек проявил большую щедрость рук своих, чем его собственные, и он добавил:
— Я хотел бы узнать этого шейха и понять мотив его удивительной щедрости. Иди, о Джафар, и скажи ему, чтобы он явился завтра и стал между рук моих в час, назначенный для слепого и калеки.
И это приказание был тотчас же выполнено.
И они уже собирались продолжить путь свой, как вдруг увидели, что по мосту движется великолепная процессия, какую обычно могут позволить себе только цари и султаны. И впереди ехали конные глашатаи, которые кричали:
— Дорогу нашему господину, супругу дочери могущественного султана Китая и дочери могущественного султана Синда и Индии!
А во главе кортежа на скакуне, порода которого чувствовалась в каждом его движении, ехал эмир или, может быть, сын царя, облик которого был блистателен и полон благородства. А сразу за ним шли двое конюших[51], которые вели на поводу из синего шелка запряженного величественного верблюда с паланкином, в котором сидели, одна справа, а другая слева, под навесом из красной парчи и с лицами, закрытыми оранжевой шелковой вуалью, две принцессы, жены всадника. Замыкала же шествие труппа музыкантов, наигрывавших на своих инструментах необычных форм индийские и китайские мелодии.
51
Конюший — придворный чин дворовых людей в средневековой России, предполагавший руководство заведыванием конями, конюшнями монарха и многим другим — всем, что было связано с конным делом. В других государствах имел свое название — шталмейстер в германских государствах, лорд-констебль в Англии, коннетабль во Франции.