И вот среди гробниц возникла некая фигура, и я сначала не мог догадаться, кто это вышел встречать жену мою. Однако спустя мгновение по ужасному лику и по хищной голове гиены я узнал, что этот могильный призрак — гуль[56].
И я, не чуя под собой ног, упал на землю, схоронившись за могильной плитой. И вот благодаря этому обстоятельству, несмотря на ужасающее удивление от всего происходящего, я смог рассмотреть, как гуль, не замечая меня, подошел к моей супруге и взял ее за руку, чтобы отвести к краю вырытой ямы. И они уселись на краю этой ямы друг напротив друга. Гуль опустился в яму, а затем вылез обратно, держа в руках круглый предмет, который он молча передал супруге моей. И я узнал в этом предмете отрубленную человеческую голову, которая еще совсем недавно принадлежала какому-то безжизненному телу. И моя супруга, издав дикий звериный вопль, вонзила зубы в эту мертвую плоть и принялась в нее свирепо вгрызаться.
Однако тут я вдруг вспомнил ее ужасный взгляд и ее пламенные глаза, и кровь моя снова заледенела в жилах.
И, увидав все это, о мой повелитель, я почувствовал, что небо обрушивается всей своей тяжестью на мою голову. И я в ужасе испустил вопль, выдавший мое присутствие. Ибо я вдруг увидел супругу свою стоящей на могиле, за которой я прятался. И она смотрела на меня глазами голодной тигрицы, когда та собирается возить клыки в свою добычу. И я уже не сомневался в своей безвозвратной гибели, но, прежде чем я успел сделать хоть малейшее движение, чтобы защититься или произнести словесную формулу, защищающую от зла, я увидел, как она вытянула перед собой руку и выкрикнула несколько слогов на незнакомом языке, звучание которых было похоже на рев, слышимый в пустынях. И едва она изрыгнула эти дьявольские слоги, как я вдруг понял, что превратился в собаку.
В этот момент своего повествования Шахерезада увидала свет зарождающегося утра и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И едва она изрыгнула эти дьявольские слоги, как я вдруг понял, что превратился в собаку. И супруга моя бросилась на меня, а за ней последовал ужасный гуль. И вместе они набросились на меня с такой яростью, что и не знаю, как я остался жив. Однако крайнее опасное положение, в котором я очутился, и привязанность души к жизни придали мне такие силы и такое мужество, что я мгновенно вскочил на все свои четыре лапы и дунул прочь, поджав хвост, меня же яростно преследовали жена моя и проклятый гуль. И только когда я отбежал довольно далеко от кладбища, они прекратили гнаться за мной, я же от ужаса и боли жалобно взлаивал и оступался через каждые десять шагов. И тогда я увидел, как они повернули назад к кладбищу. Я же поспешил к городским воротам, имея вид потерявшегося и разнесчастного пса.
А на следующий день после ночи, которую я провел, бродя по городу, постоянно хромая и стараясь избегать укусов окрестных собак, которые, видя во мне незваного гостя, жестоко меня преследовали, мне пришла в голову мысль, что я смог бы избежать их жестоких нападений, если бы нашел для себя какое-нибудь укрытие. И я решительно бросился в первую же лавку, которая открылась в этот утренний час. И я забился в угол и скрылся там от их взглядов.
А в лавке той продавали овечьи головы и копыта. И ее хозяин сначала решил отогнать от нее собак, которые хотели проникнуть внутрь, преследуя меня. И ему удалось это сделать и прогнать их, но только для того, чтобы вернуться ко мне и дать мне понять, что я здесь нежеланный гость. И действительно, я понял, что не должен рассчитывать на убежище и защиту, на которые я надеялся. Потому что этот лавочник был одним из тех напыщенных, суеверных и фанатичных людей, которые считают собак грязными тварями и которым всегда не хватает воды или мыла, чтобы отстирать свою одежду, когда ее случайно коснется пробегающая мимо собака. Поэтому он подошел ко мне и повелел мне жестом и голосом, чтобы я как можно быстрее убирался из его лавки. Но я стал крутиться, жалобно поскуливать и смотреть на него снизу вверх глазами, которые просили пощады. Поэтому, наверное пожалев меня, он опустил палку, которой мне до этого угрожал, однако продолжал настаивать на том, чтобы я избавил его лавку от своего присутствия. И он взял один из тех замечательных ароматных кусочков мяса, что делают из бараньих ног, и, держа его кончиками пальцев, чтобы я хорошо его видел, вышел на улицу. И я, о мой повелитель, привлеченный ароматом этого славного кусочка, встал, вышел из угла и с волнением последовал за ним. Однако, как только хозяин лавки увидел, что я вышел, он бросил этот кусочек мне, а сам пошел обратно. А я, как только проглотил это отличное мясо, хотел поспешить обратно в свой угол. Но я не принял во внимание хозяина лавки, который был в ней одновременно и продавцом, а он, предвидя мои действия, уже сурово стоял на пороге со своей ужасной палкой в руке. И я принял просящую позу и стал смотреть на него, виляя хвостом, чтобы пояснить ему, что я умоляю предоставить мне это убежище. Но он оставался непреклонным и даже начал размахивать своей палкой и кричать на меня голосом, который не оставлял более сомнений относительно его намерений:
56