Газету, где я тогда работала, обслуживал как раз банк «Столичный», принадлежавший Александру Смоленскому. Много лет спустя я как-то спросила его: «Почему банк-то? Почему всех так тянуло в эту сферу? Почему он, строитель, решил делать именно банк?» Он ответил очень смешно: «А от злости!»
Александр Смоленский: Единственные, кто нас (кооператоров. — НГ) «имел» тогда, — это банки. Государственные же банки тогда были. Приходишь за своими деньгами — не дают. Даешь платежку — не проводят. Сидела в нашем москворецком отделении Промстройбанка — он обслуживал кооперативы — директор по фамилии Портупеева. (Как надену портупею, так тупею и тупею.) «А вот не дам — и все». — «Ну хоть объясните почему!» — «А вот не хочу». — «А у меня инструкция»! — «А вот постановление Совнаркома от 1927 года об ограничении наличных денег». И ты стоишь и не знаешь, что делать. Ни людям, ни за материал заплатить не можешь. Все. Встал.
И вот назло Портупеевой… Как только вышел закон «О кооперации» с дополнением, что кооперативы имеют право создавать кооперативные банки, так и занялся… Ребята, с которыми раньше работал в строительстве, остались в промышленности — надо же было для банка деньги зарабатывать.
Я вспомнила этот разговор, потому что мне кажется забавным и немаловажным, что никто из тех первых банкиров никогда не был профессиональным банкиром и не особенно разбирался в банковском бизнесе. Некоторые из них были инженерами, как Владимир Виноградов[47], Владимир Потанин[48] — закончил Институт международных отношений по специальности «экономист-международник», Ходорковский был химиком, Александр Смоленский, как говорят, изучал геологоразведку, а потом был строителем. И вообще банкиром в западном смысле слова был, наверное, в тот момент из всех известных мне в России людей только Виктор Геращенко, который поработал в том числе и в зарубежных банках.
Изобретательность на грани возможного
Смоленский считает, что менатеповцы если чем-то и отличались от других банкиров, то только большей изобретательностью и наглостью.
Владимир Дубов: Несколько схем придумал я лично. Расскажу одну. Я поехал в Иркутск, куда мы продали партию компьютеров. И там леспромхоз предложил мне купить внебалансовую валюту. Предприятия, которые работали на экспорт, имели право на валюту, но они ее не получали. Она накапливалась на счетах и выдавалась предприятию только под рублевое покрытие. То есть у предприятия могли быть миллионы внебалансовой валюты, но зарплату им платить было нечем, поскольку у них не было рублей. А им нужны были рубли. Но как купить у них внебалансовую валюту? И я придумал как. Наш банк давал кредит леспромхозу под залог внебалансовой валюты на две недели. Он нам не возвращал кредит, мы забирали себе залог. Дальше мы давали к этой валюте рублевое покрытие, и она превращалась в доллары. Дальше мы давали какой-то другой организации кредит в долларах под залог рублей. Доллар у нас получался 1 к 7–10. В какой-то момент у нас невозврат кредитов банку составлял 96 %, при этом рентабельность банка была 1000 %. У нас был счет во Внешэкономбанке. И у них был счет во Внешэкономбанке. Мы использовали этот счет расчетный как банковский. И никто не понимал, что мы делаем. У нас не было лицензии на банковские операции, ничего не было. Но не было и законов, которые бы мы таким образом нарушали. Когда Центральный банк приехал нас проверять, сказали: «Вы преступники». — «Да, наверное, но скажите, какой закон мы нарушили, мы не знаем». Они говорят: «Вы нарушили саму суть банковской системы». — «А в каком законе она описана?»
Владимир Дубов считает своей заслугой и еще одну схему. Будучи любителем Ремарка, он вычитал в книге «Возлюби ближнего своего» что-то такое про Лигу Наций. Я лишь помню, что Лига Наций там упоминается в связи с тем, что не помогала беженцам. Но в предпринимательской голове Лига Наций вызвала совершенно иные ассоциации. Дубов нашел документы, подтверждающие, что СССР был в Лиге Наций[49]. Изучив документы, Дубов выяснил, что Совет народных комиссаров подписал постановление о простом и переводном векселе, то есть СССР присоединился в 1936 году к Женевской вексельной конвенции. Об этом не очень вспоминали, как утверждает Дубов, но постановление существовало. Таким образом родился депозитный сертификат банка МЕНАТЕП. Ты хочешь купить, скажем, зерно. Ты приезжаешь, смотришь, есть товар или нет. Ты не можешь заплатить деньги, а пока ты не заплатишь деньги, тебе товар не отдадут. И тут родился документ. Ты приезжаешь, смотришь, подписываешь документ и отдаешь владельцу, а он подписывает тебе акт передачи товара. И ты отгружаешь свой товар, куда тебе надо. Эта штука оказалась очень востребованной, как рассказывает Дубов, и МЕНАТЕП под эти сертификаты привлекал деньги под 4 %, (для клиента, разумеется). То есть чтобы получить у банка сертификатов на 100 млн рублей, надо было заплатить банку 104 млн. Кстати, в 1997 году был принят Федеральный закон о простом и переводном векселе, который закрепил действие того самого постановления Совета народных комиссаров от 1937 года на территории Российской Федерации как правопреемницы СССР.