Интересно, что в конце 1610 г. установилась личная переписка между главой Посольского приказа И.Т. Грамотиным и канцлером Львом Сапегой. Российский дипломат сообщал своему польскому коллеге о важнейших событиях, происходивших в Московском государстве (о присяге москвичей Владиславу, о смерти Лжедмитрия II).[44] Канцлер Л. Сапега, в свою очередь, обращался к русскому печатнику с требованиями личного характера: в описи архива Посольского приказа 1626 г. зафиксирован «лист от Лва Сопеги к диаку к Ивану Грамотину, что велено по королевской грамоте пану Яну-Петру Сопеге дати 2000 рублев, и те де ему деньги даны не сполна, и он бы велел те достальные деньги додати...»[45] Контакты подобного рода между главами дипломатических служб Российского государства и Речи Посполитой ранее не наблюдались в практике Посольского приказа.
Язык, которым написаны послания И.Т. Грамотина, представляет большой интерес. Н.И. Костомаров отмечал, что «в Смутное время, едва только объявлено было о воцарении Владислава, многие великорусские дворяне начали в письмах своих и официальных бумагах писать полурусским языком, сбиваясь на лад западнорусской речи».[46] Ярким образчиком подобного письма являются две грамоты (сентябрь-декабрь 1610 г.), адресованные судьёй Посольского приказа и печатником И.Т. Грамотиным канцлеру Льву Сапеге. Послания эти изобилуют «полонизмами», необычными для московской письменности XVI–XVII вв.: «ознаймую вашей милости», «сподеваемся вперёд вшекого добра», «рачь ваша милость у него выслушает», «жедаю... от вшитких народов славы и пошанованя» и т. д. Одна из вышеупомянутых грамот была подписана: «Иван Грамотин, печатник великие монархии Московские» (термин «монархия» необычен для российского делопроизводства этой эпохи).[47] Следовательно, оживление русско-польских контактов после избрания на российский престол королевича Владислава оказало влияние и на язык документов, исходивших от служащих Посольского приказа.
Новшеством в делопроизводстве Посольского приказа, относившимся к 1610–1612 гг., являлось сосредоточение в архиве этого ведомства большого количества списков указов и жалованных грамот короля Сигизмунда III, не имевшего права подписывать подобного рода документы, не будучи избранным на русский престол.[48]
Таким образом, 1610–1612 гг. представляли собой второй период серьёзных изменений и нововведений в деятельности Посольского приказа. В эти годы влияние Речи Посполитой на деятельность российской дипломатической службы являлось ещё более бесспорным, чем в 1605–1606 гг. Однако и в этот период инициатива вышеперечисленных нововведений исходила не от персонала Посольского приказа и даже не от московского правительства. Трансформации в практике Посольского приказа на сей раз были обусловлены интересами Речи Посполитой и дипломатическим и военным давлением этого государства на российское руководство.