Смутное время положило начало постепенной «европеизации» Российского государства. Однако в начале XVII в. попытки заимствований были ещё крайне редкими и зачастую воспринимались как проступки против православного благочестия. Подражание польским обычаям долгое время встречало настороженность и подозрительность со стороны московского правительства, стремившегося жить, «как при прежних великих государях бывало». Вследствие этого обнаружить в жизни русского общества начала XVII в. значительные следы польского влияния довольно сложно. Практически все случаи заимствований могут быть отнесены к жизни и быту московских вельмож. Качественно иную картину представляет анализ изменений, произошедших в начале XVII в. в дипломатической практике и деятельности Посольского приказа под влиянием Смуты в целом и под влиянием Польши в частности.
Специфика деятельности Посольского приказа и его служащих, подразумевавшая постоянное общение с иностранцами, подготовку и участие в посольствах за границу, сделала персонал этого учреждения наиболее восприимчивым к западному влиянию. Сам Посольский приказ выступал при этом в роли своеобразного центра распространения в России элементов европейской культуры. Однако, несмотря на то, что Посольский приказ являлся своего рода промежуточным звеном в диалоге между Россией и Европой, его собственная деятельность, структура и церемониал на протяжении длительного времени не испытывали изменений и не воспринимали европейских образцов. Лишь в годы Смуты, и в большей степени под влиянием Речи Посполитой московский «посольский обычай» претерпел серьезные трансформации. Последствия некоторых из них имели положительное значение для Российского государства, другие нанесли ему серьезный вред. Одни изменения в дипломатической практике существовали лишь до завершения Смутного времени, другие новации пережили породившую их эпоху и стали прообразом внешнеполитических реформ конца XVII – начала XVIII вв.
Например, особенностью российской дипломатии эпохи Смуты было одновременное существование нескольких «альтернативных» внешнеполитических ведомств. Каждый новый претендент на престол, всякая более или менее серьёзная политическая сила стремились наладить самостоятельные контакты с зарубежными дворами. Так, уже в конце 1604 г. Лжедмитрий, достигнув первых успехов в борьбе за трон, отправил в Польшу своего посла – князя Б.П. Татева, задачей которого было противодействовать послу Бориса Годунова – Постнику Огарёву.[21] Спустя год, когда Лжедмитрий уже утвердился на московском престоле, попытка вести свою тайную дипломатию была предпринята боярами князьями Голицыными и Шуйскими: в январе 1606 г. в Краков к Сигизмунду III прибыл царский гонец И. Безобразов и от лица бояр просил содействия в свержении самозванца, которого предполагалось заменить королевичем Владиславом.[22]
Позднее, в 1608–1610 гг., параллельно с Посольским приказом свою внешнюю политику пытались проводить сторонники «Тушинского вора»: в 1608 г. перешедший на сторону Лжедмитрия II астраханский воевода И.А. Хворостинин отправил грамоту к ногайскому князю Иштереку, предлагая ему присягнуть «царю Димитрию»;[23] в 1609 г. из тушинского лагеря в Польшу выехали послы (о чём сообщала в особом письме Ю. Мнишку его дочь Марина);[24] наконец, в начале 1610 г. в лагерь короля Сигизмунда III под Смоленск по приглашению польской стороны прибыло тушинское посольство, в результате переговоров с которым был заключён известный договор 4 февраля 1610 г. Обе стороны оговорили условия избрания королевича Владислава русским царём.[25] Подобное положение, когда помимо Посольского приказа действовали дипломатические службы оппозиционных Москве сил, сохранялось вплоть до 1615 г.