И забыть, забыть прошлое.
Вот и крытое гумно. Со всех сторон жались к нему копны соломы. Кусты караганника усыпаны воробьями; казалось, на ветки наброшена серая шевелящаяся сетка.
Войдя под навес, Эрес сразу попал под обстрел нескольких пар насмешливых глаз. Девушки с интересом осматривали бывшего пограничника, пряча улыбки.
Эрес привычным жестом поправил ремень, кашлянул.
— Здравствуйте, товарищи!
Одна из девушек с красивыми полудужьями бровей — ее, наверное, удивило непривычное обращение «товарищи» — прыснула в кулак и шаловливой козочкой скрылась за машиной.
Кто-то весело заметил:
— Ну, эта Бичииней! Всегда закатывается.
— Теперь на целый день... — подхватила другая.
Эрес поддержал подружек, в тон им заметил:
— Бывают такие хохотушки. Ну, в общем, на здоровье.
Девушкам замечание Эреса понравилось, они как бы сразу признали в нем своего.
— И что за охота смеяться по всякому поводу!
— Она и на собраниях хихикает. Сколько раз таргалары выпроваживали ее за дверь!
Бичииней тем временем вышла из своего укрытия и встала меж подружек.
Эрес взял деревянную лопату, воткнутую в зерно, сказал, обращаясь ко всем сразу:
— Работать к вам пришел. Примете?
— Можно ли узнать имя и фамилию нового товарища? — послышался голос.
— Почему же нельзя? — Улыбнулся Эрес. Назвался и тут же по-военному четко уточнил: — Год рождения тридцать первый. Комсомолец. Холост.
Бичииней снова прыснула. Но никто на этот раз не обратил на нее внимания.
Одна из девушек показала на большой ворох зерна и этим как бы подвела черту под словесной дуэлью:
— Это с прошлого урожая. До сих пор не могли очистить. А теперь вот уборка на носу.
— Так, — сказал Эрес, — понятно.
Он собирался с мыслями, что ему делать. Понятно-то понятно. Но не бежать же ему в контору ходатаем. Долаана уже третий день осаждает таргу, чтобы прислал мастера. Она и сейчас, наверное, у Кончука.
Под навес вошла женщина. Воробьи шумно спорхнули с кустов и опустились серой кисеей чуть подальше.
— Карарган[19]! — закричала женщина. — Что за прожорливые птицы, эти воробьи! Напасти на них нет! — И без всякого перехода спросила: — Долаана еще не вернулась?
Дородная, рослая, она выглядела богатыршей, ее большое широкоскулое, как тарелка, лицо с двойным подбородком лоснилось. Темные маленькие глазки светились природным умом и добродушием. Большие толстые руки напоминали балы[20]. При ходьбе она тряслась, как студень. Позже Эрес узнал, что тетушка Тос-Танма весит девять пудов.
В тридцатых годах Ондар Намчалбаа — настоящее имя и фамилия тетушки Тос-Танмы — работала поваром в Агылыгской коммуне. Уже тогда араты пробовали жить и работать сообща и делить все поровну, без учета пола и возраста. Никто не хотел отставать от других, даже женщины. Они выполняли любую, даже тяжелую мужскую работу: косили травы и хлеба, оставив детишек под тенью деревьев. В то время пели такую песню:
Так вот поваром Агылыгской коммуны была Ондар Намчалбаа. Она готовила в большом чугунном котле, легко управлялась с этой тяжелой посудиной одна, без чьей-либо помощи снимая ее с очага. За свой рост и недюжинную силу тетушку Ондар Намчалбаа прозвали Тос-Танма — девятипудовый котел.
Молодежь и поныне уверена, что у Тос-Танмы и не могло быть другого имени; так оно к ней подходит... Ондар не обижалась на это прозвище. Она так привыкла к нему, что охотнее на него отзывалась, чем на свое настоящее имя. Однажды кто-то из молодых увидел в списке избирателей Ондар Намчалбаа и очень удивился, посчитав, что всю свою жизнь Тос-Танма прожила бобылкой, замуж не выходила и даже, как утверждали многие, вообще не заигрывала с парнями. Никто не знает, есть ли у нее родственники.
Тетушка Тос-Танма есть тетушка Тос-Танма, девятипудовый котел, и этим сказано если не все, то самое главное. Этакая крупная, сильная баба, добродушная, открытого характера, всегда о чем-то хлопочущая, чуть ворчливая. И ведь не для себя хлопочет, всем правду-матку в глаза выкладывает, для других старается. Все в ней просто и естественно: медвежья походка, манера спорить или ворчливо-добродушно журить, наставлять кого-нибудь, советовать или одергивать.
Но было в тетушке Тос-Танме одно неоспоримое, всеми признаваемое качество — ее сила и неиссякаемое трудолюбие.