В ногах у Зоуи на шезлонге лежит щенок бишон фризе, Красавица. Я была бы не против, если бы Красавица подошла и ко мне, но ее тянет к Зоуи словно магнитом, и она не отходит ни на шаг. У Зоуи всегда получается находить общий язык с животными. Даже белки не разбегаются, когда она выходит во двор, чтобы насыпать им семечек вдоль садовой ограды.
— А где твоя мама? — спрашиваю я, и Зоуи делает большой глоток.
— Она работает в городе, — наконец отвечает она. — Папа говорит, что у нее очень важная работа, поэтому пока ей приходится жить там вместе с моей младшей сестрой. В конце дета я поеду к ним в гости, а папа останется здесь. Они решили пока «взять паузу», — она рисует кавычки пальцами в воздухе.
— У моего папы тоже важная работа, — говорю я. — Он очень занят. Поэтому никогда не гуляет с нами.
Зоуи торжественно кивает, а я задумываюсь: вдруг мои родители тоже решат «взять паузу»? Но они оба живут в городе. Куда тогда поедет папа?
Вдруг небо темнеет, и над стеклянным потолком пролетает длинный огненный хлыст молнии. Глаза еще не успевают отойти от вспышки, как грохочет близкий раскат грома, и Зоуи начинает кричать. Я смотрю вверх, завороженно наблюдая, как по стеклу начинают стучать капли.
— Все хорошо, — говорю я Зоуи, но она уже свернулась в шар, а ее лимонад растекается лужицей под нашими шезлонгами. Мистер Спанос подхватывает ее и уносит в дом, обещая, что гроза не причинит ей вреда, что они вместе переждут ее в чулане в холле.
Мама садится рядом со мной на опустевший шезлонг Зоуи и берет меня за руку.
— С тобой все хорошо, радость моя? — спрашивает она, и я киваю в ответ.
— Почему Зоуи боится грозы? Она ведь не может навредить нам здесь.
Мама пожимает плечами:
— Многие дети боятся грома и молнии. Я рада, что ты не боишься. Надеюсь, у Зоуи это скоро пройдет.
Я стою на балконе Уиндермера. Кончается день, кончается лето — последнее лето, которое мои родители проведут в отпуске в Херрон-Миллс. День солнечный и ясный и, к счастью, не слишком жаркий. Толботы устраивают один из своих классических приемов по поводу последних летних дней. Мама пьет розовое вино и болтает с женами друзей Джорджа. Папа внизу, за домом, расхаживает из стороны в сторону подальше от шума вдоль конюшни и загона, чтобы без помех совершить очередной деловой звонок. Если мама и Джордж и ведут себя слишком откровенно, флиртуя и болтая между собой, то мой отец не может этого заметить, потому что его нет рядом.
Я играю с Зоуи и Кейденом в юго-восточном углу балкона. Кейден — наша публика, хотя и не очень благодарная. Ему пять, как и Зоуи, и он легко отвлекается. Они вместе ходят в школу, но сегодня будет первый — и последний — раз, когда мы увидимся с Кейденом. Я имею в виду, на ближайшие четырнадцать лет. Мы с Зоуи стоим спиной к перилам балкона и рассказываем часть стихотворения, которому она меня научила, пока Кейден играет с галстуком-бабочкой.
Я запинаюсь на незнакомых словах, но Зоуи помнит их наизусть. Она узнала эти стихи из какого-то фильма под названием «Энн из Зеленых Крыш», который мама обещает взять напрокат, когда мы вернемся домой. Она говорит, что я еще слишком мала для него, но мне все равно. Если он нравится Зоуи, то и мне понравится.
Стоит нам закончить ту часть стиха, которую я выучила, Кейден срывается с места и исчезает в доме, оставляя нас с Зоуи снова вдвоем.
Она берет меня за руки, и мы кружимся на балконе с переплетенными руками, весело смеясь. Смех Зоуи напоминает переливающийся в летнем воздухе лучик солнца. На мне белое платье с желтым поясом, потому что Зоуи говорит, что желтый — самый красивый цвет после золотистого. Зоуи одета как балерина — блестящая золотом верхняя часть платья пришита к кремовой тюлевой юбке. В наших черных волосах — одинаковые розовые заколки. Мы кружим и кружим, и солнечный свет пляшет на нашей коже словно снежинки, пробиваясь сквозь высокие кроны кленов и дубов.
Пара сильных рук подхватывает меня за талию, и вот уже Зоуи сидит на балконе, а я взлетаю все выше и выше в небо. Руки свешивают меня за перила балкона, и я начинаю хныкать, глядя, как внизу качается земля.
— Скажи мне, кто ее отец, Глория!