И он побрел прочь, двигаясь по следам кресла миссис Паддикет. Проныра задумчиво посмотрел ему в спину, а затем потер нос тыльной стороной ладони. Ричард развернулся и зашагал обратно в дом.
Во время своего инспекционного обхода Тимон встретился с Амарис Кауз. Установив мольберт рядом с кабинкой для переодевания, она рисовала ивы на противоположном берегу пруда. Энтони стоял и наблюдал за ней, а потом неожиданно сказал:
— Джо потерял другого кролика.
Амарис, у которой одна кисть была между зубов, а другой она активно работала, молча кивнула. Энтони не смутил ее сосредоточенный вид, и он продолжил развивать тему:
— Забавно, правда?
Амарис положила кисть и убрала ту, что держала между зубами.
— Объясни, — попросила она.
Тимон объяснил, а когда он закончил, она снова кивнула.
— Хотел бы я знать, прав ли он, — пробормотал Энтони.
— Насчет Коста?
— Да.
— Нет.
— Что?
— Кост — вегетарианец, — сообщила Амарис.
— Откуда ты знаешь?
— Тетушка мне сказала. Это единственное, что принципиально отличало его от прочих тренеров, обращавшихся к ней за работой. Мисс Кэддик и выбрала Коста из-за этой его особенности.
— Боже мой! — с восхищением воскликнул Тимон. — Ну и ловка же ты!
— В чем?
— В том, чтобы завоевывать людские сердца.
— Тетушка доверяет мне лишь в мелочах, если это то, что ты имеешь в виду.
— Только в мелочах?
— Да. Она до сих пор мне не сказала, кто убил того бедолагу.
— Хобсона?
— А разве еще кого-то здесь убивали?
— Но ты думаешь, что ей известно, кто это сделал?
— Конечно. В любом случае тетушка очень обеспокоена тем, чтобы никто больше не узнал.
— Ей не нравился Хобсон.
— Да. Жалость нужно убирать, когда дело доходит до гнусной змеюки вроде этой. Они арестуют жену Хобсона, как мне кажется.
— Жену? Почему?
— У нее был мотив.
— Важная штука, разумеется, этот мотив. У нее наверняка он есть, и какой нужно. Говорят, что Хобсон испортил жене не один год жизни.
— Бедная женщина.
— Да уж.
От дома донесся пронзительный свист, повторенный три раза, — знак того, что наступило время ленча. Амарис собрала рисовальные принадлежности, а Тимон взял остальные ее вещи, чтобы помочь донести до дома. Но на полпути он внезапно остановился.
— Ослабел от голода? — усмехнулась она.
— Нет.
— А что тогда?
— Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
— Почему вдруг?
— Ну, я не знаю. Чувствую, что ты меня взбадриваешь.
Амарис зашагала дальше, а Тимон, подождав немного, последовал за ней. Когда они добрались до спортивных площадок и двинулись через них, Амарис произнесла:
— У меня не будет времени.
— Времени?
— Чтобы взбадривать тебя. У меня есть карьера, понимаешь. Я рисую.
— Да.
— Нет.
— Что?
— Нет, у меня не будет времени — вот что я имею в виду.
— Я бы стал работой всей жизни, — самоуверенно заявил он.
Амарис равнодушно осмотрела его и медленно покачала головой.
— Нет, я бы так никогда не подумала, — мягко сказала она.
Споткнулась Амарис в тот момент, когда договорила фразу до конца, и нагнулась, чтобы поднять предмет, угодивший ей под ногу. Это было копье. Она подняла предназначенный для метания снаряд и покачала им в шутливо-воинственной манере.
— Я хочу сказать, что ты напоминаешь мне ту богиню! — восхищенно воскликнул Энтони. — Как там ее имя? Ты понимаешь, о ком я!
— Артемида, — ответила сестра Ричарда Кауза, амазонка до глубины души. — Только ты ошибаешься. Мои бедра слишком широки. И я не выгляжу так, что готова «преследовать и стрелять». Не вздумай это отрицать! Я больше похожа на одну из картин Огастеса Джона[10], чем на любое изображение Артемиды, которое ты мог видеть.
Она осторожно взвесила копье в руке: древко удобно лежало в ее изящной, красивой, испачканной в краске ладони. В следующий момент пальцы сжались вокруг древка и металлический наконечник ярко блеснул под апрельским солнцем.
— О! — воскликнула Амарис, отправляя длинный, прямой, тонкий, хорошо сбалансированный снаряд в полет. Тот описал мягкую и красивую траекторию и уверенно вонзился в землю, словно упавшая на жертву хищная птица.
— Ну вот, а мне хотелось бы знать — была ли на нем кровь! — крикнул Энтони, устремляясь вперед.
Он ухватился за длинное белое древко и выдернул копье из газона, после чего принялся лихорадочно отчищать землю с металла.