Коттедж мисс Симпсон, носящий название «Улей», располагался всего лишь в нескольких ярдах[10] дальше по улице, на стороне, противоположной дому мисс Беллрингер. Он являл собой само совершенство. Именно такие домики всегда изображали на календарях и туристических плакатах. Не дом, а мечта изгнанника.
Дом был аккуратно и изобретательно покрыт второй крышей, словно передник, нависавшей над основной. В окнах красовались витражные переплеты. Кирпичная дорожка, обросшая лавандой и сантолиной[11], изгибаясь, уводила к черному ходу. Там росли мальвы, дельфиниумы, чабрец и резеда. За мощеным двориком тянулся идеальный ковер газона. В конце лужайки, полускрытые роскошной калиной, виднелись два улья. Барнеби, испытав первоначальный шок от наслаждения этим видом, остановился, чтобы полюбоваться им в тишине. Он любил сады. А в этом была столь редкая полная безмятежная гармония и утешительная красота.
— Какой чудесный аромат. — Он подошел к кусту роз.
— Это были ее любимые. Не помню, как они называются.
— Это «Папа Мейлланд». — Барнеби склонился к цветку и вдохнул несравненный запах. Сержант Трой изучал небо. Мисс Беллрингер достала массивный железный ключ и открыла дверь. Приказав Трою оставаться на месте, Барнеби следом за ней прошел в дом.
Первым, что они увидели, войдя в кухню, была деревянная полка, на которой лежали аккуратно сложенный плотный фартук, чистый садовый совок и коврик. Мисс Беллрингер быстро повернулась к центру помещения и воскликнула:
— Фу! Какой ужасный запах! — Она направилась к раковине.
Барнеби закричал:
— Пожалуйста, ничего не трогайте!
— О! — Она застыла на месте, как ребенок, играющий в статуи. — Отпечатки пальцев, да?
На кухне действительно стоял крепкий мускусный запах. Инспектор огляделся. Все было идеально чисто и на своих местах. На холодильнике стояла банка с петрушкой. В ящике для овощей завалялось несколько картофелин, рядом в миске лежала пара яблок.
— Вы были здесь, после того как увезли тело?
Женщина покачала головой:
— Не могу находиться здесь без нее.
— А до этого вы не замечали запах?
— Нет. Но у меня плохое обоняние. Эмили всегда ворчала по этому поводу. И заставляла меня нюхать то одно, то другое. Совершенная потеря времени.
— Но вы бы, конечно, заметили, если бы запах был таким сильным, как сейчас?
— Наверное, да. — Она задвигалась по кухне, озабоченно хмуря брови. — Боже милосердный!
— Что такое?
— Вот откуда вонь! Кому взбрело в голову притащить это сюда? — она показала на банку на холодильнике. Барнеби подошел и понюхал ее. От острого мышиного запаха ему захотелось чихнуть.
Он спросил:
— Разве это не петрушка?
— Милый мой, это же цикута!
— Что?
— Там, вдоль старой железнодорожной колеи, ее целое поле.
— Но она так похожа на петрушку. Как вы считаете, ваша подруга могла перепутать…
— Господи, конечно же нет! У Эмили имелась замечательная грядочка петрушки. Рядом с грецким орехом. Она выращивала три сорта. Об этом можете забыть. И в любом случае, в то утро, когда она умерла, этого здесь не было.
— Вы уверены?
— Абсолютно. Хотя, конечно, вы же понимаете, я не проводила здесь опись…
— А коттедж с тех пор был заперт?
— Да. И у меня, — предвосхитила она его следующий вопрос, — единственный запасной ключ. Парадная дверь запирается на засов изнутри. Она открывается прямо на лужайку. Эмили никогда ею не пользовалась. Вы понимаете, что это значит, господин старший инспектор? — Мисс Беллрингер возбужденно схватила его за руку. — Мы нашли первую улику!
— А здесь гостиная? — Барнеби двинулся дальше, наклонив голову.
— Да. — Она направилась за ним. — Здесь, внизу, только две комнаты.
— А эта дверь была открыта в то утро, когда ее нашли?
— Нет. Закрыта.
В углу сонно тикали старинные часы. В гостиной был маленький камин, потолочные балки украшены латунной чеканкой. Из мебели здесь стоял гарнитур из дивана и двух кресел, обитых набивным индийским ситцем, столик эпохи королевы Анны и два буфета, полные посуды и статуэток. Одна стена была полностью отведена под книжные полки.
Интерьер коттеджа настолько соответствовал его внешнему виду, что инспектор Барнеби чувствовал, что вступил на какую-то сцену, идеально декорированную в стиле эпохи. Ему казалось, что вот-вот войдет горничная, поднимет тяжелую черную телефонную трубку и скажет: «Боюсь, ее милости нет дома». Или вбежит девушка в кремовом костюме и спросит, не хочет ли кто-нибудь поиграть в теннис. Но вместо этого мечты инспектора прервал чей-то голос: