Однако так ли это на самом деле?
Задача, которую взвалил на себя автор книги, трудна и неблагодарна. Как доказать наличие заговора? Его участники вряд ли оставили после себя документальные улики.
Как справедливо заметил известный историк Юрий Жуков, автор ряда книг по сталинскому времени: «И для этого следует решить вопрос о том, бывают ли вообще в подобных случаях улики. Могли ли они быть получены при расследовании “Кремлёвского дела”, и если могли, то какие. Планы ареста членов узкого руководства, список будущего политбюро и правительства, что-либо подобное? Или списки заговорщиков, да ещё заверенные их подписями? А может, заготовленные предусмотрительно декларации, декреты, указы для оглашения сразу же после захвата власти? Вряд ли, ибо любой нормальный заговорщик, готовящий к тому же государственный переворот, сделает всё возможное, дабы избежать существования такого рода улик.
Столь же напрасным было бы надеяться найти при обысках у участников заговора, скажем, план Кремля, на котором были бы отмечены квартиры и кабинеты Сталина, Молотова, других, маршруты их обычных прогулок. Этого заговорщикам — если они были таковыми, также не требовалось. И Петерсон, и Енукидзе, жившие и работавшие в Кремле, всё это давно знали.
Нельзя было ожидать находок улик и любого иного рода, но обязательно отражавших, раскрывавших преступные замыслы.
Если заговорщики не страдают слабоумием, они никогда не доверят бумаге свои планы. Всё, абсолютно всё будут держать только в голове»[2].
Воистину прав был римский император Домициан, саркастически заявивший: «Правителям живётся хуже всего: когда они обнаруживают заговоры, им не верят, покуда их не убьют»[3].
Как и положено добросовестному учёному, Ферр начинает свою работу с анализа трудов предшественников. В первую очередь, это книги А. А. Кирилиной «Неизвестный Киров» и Мэтью Лено «Убийство Кирова и Советская история». Увы, выясняется, что эти исследователи во многом пристрастны, игнорируют «неудобные» факты. Впрочем, ничего удивительного здесь нет. Как справедливо заметил известный исследователь статистики репрессий В. Н.Земсков: «Я не верю в существование так называемой “чистой науки”, и учёные (особенно те, кто занимался проблемой репрессий в СССР), находясь в определённых общественных условиях, не могут не выполнять социальный заказ, требующийся в данный момент обществу (хотя сами исследователи, возможно, не всегда ясно это осознают)»[4].
В своей книге Гровер Ферр подробно анализирует допросы подельников Николаева, сопоставляет их с показаниями ряда арестованных зиновьевцев, с материалами Московских процессов 1936-38 гг., привлекает малодоступные российскому читателю источники: вывезенный в США архив Волкогонова, хранящиеся в библиотеке Гарвардского университета письма Троцкого, изданные на Западе и не переводившиеся на русский язык книги и статьи.
По мнению автора, Николаев не был убийцей-одиночкой и действовал как участник подпольной террористической организации. Насколько убедителен этот вывод? Давайте возьмём Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 30 ноября 1990 г.[5], реабилитирующее подельников Николаева, и проанализируем аргументы горбачёвских судей, опираясь на книгу Ферра.
• «Так, на первых допросах Николаев категорически отрицал участие каких-либо иных, кроме него, лиц как в подготовке, так и в совершении убийства Кирова. При этом Николаев пояснял, что убийство он подготовил один и в свои намерения никого не посвящал».
Ничего удивительного, совершенно естественное поведение. «Действительно, если он на самом деле был членом заговора, мы могли бы ожидать, что он будет отрицать это. Первое правило заговорщической организации — не сообщать властям об остальных членах».
• «Объясняя мотивы содеянного, Николаев показывал, что совершённый им террористический акт был вызван его тяжёлым моральным и материальным положением, наступившим в результате необоснованного привлечения к партийной ответственности и увольнения с работы».
Однако согласно показаниям Марии Тихоновны Николаевой, матери убийцы Кирова:
«В материальном положении семья моего сына Леонида Николаева не испытывала никаких затруднений. Они занимали отдельную квартиру из трёх комнат в кооперативном доме, полученную в порядке выплаты кооперативного пая. Дети были также полностью обеспечены всем необходимым, включая молоко, масло, яйца, одежду и обувь. Последние 3–4 месяца Леонид был безработным, что несколько ухудшило обеспеченность его семьи, однако даже тогда они не испытывали особой нужды».
2
3
Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана. — М., 1992. С. 336.
4