Я сгрёб одеяло, вышел на улицу и пошёл разыскивать Метона. Он был у себя в палатке, болтал с товарищами прежде, чем лечь спать. Для меня нашлась лишняя походная койка. Я выволок её наружу и улёгся под открытым небом, где ничто не заслоняло звёзд. Я готов был всю ночь смотреть на них и вдыхать чистый холодный воздух. Но едва улёгшись, я тотчас же уснул и проспал до рассвета без сновидений.
Наутро мы все трое отправились к Цезарю.
Телохранитель, с которым Метон разговаривал по-приятельски, провёл нас во внутренний дворик. Мы уселись на скамью и приготовились ждать. Вскоре тот же телохранитель привёл Цицерона и Тирона. Оба были в тогах, как надлежит для официальной встречи.
— Цезарь очень занят сегодня, — обратился телохранитель к Цицерону. — Но я доложу о вас и скажу, что вы по важному делу.
Цицерон и Тирон сели на скамью напротив. Я заметил, что Цицерон выглядит разражённым.
— Вы не виделись с Цезарем вчера? — спросил я.
— Нет. Мы ведь приехали уже под вечер, и он не сумел выкроить время. Эти командующие занятой народ; вечно у них минуты свободной нет. С Помпеем та же история. Иной раз приходится ждать по нескольку дней, пока он найдёт время для встречи с тобой. Казалось бы, Цезарь должен принять меня сразу же — ведь я приехал, чтобы сделать возможной его избирательную кампанию. Так нет же. Но Цезарь, конечно же, занятой человек. Его время расписано по часам.
Я кивнул.
Снова появился телохранитель. Цицерон торопливо поднялся, оправляя складки тоги, но телохранитель, не глядя на него, обратился к нам.
— Цезарь ждёт вас.
Проходя мимо Цицерона, я с трудом сдержал улыбку. Выражение его лица дорогого стоило.
Мне уже доводилось встречаться с Цезарем — впервые несколько лет назад, когда меня представил ему Метон. Я не ждал, что он запомнит меня; но он запомнил и при всех последующих встречах неизменно узнавал меня и обращался ко мне по имени. Память Цезаря была подобна рыбачьему неводу: то, что попадало туда — лицо, имя, обстоятельство, факт — уже не могло выскользнуть.
Цезарь принял нас в просторной комнате с высокими окнами, распахнутыми настежь, чтобы впустить свет утреннего солнца. Одну из стен целиком занимала карта, сделанная из сшитых овечьих шкур, раскрашенных в разные цвета для обозначения территорий различных галльских племён с названиями их городов и крепостей. Интересно, как выглядят улицы Лютеции? Или Алезии? Или Кенаба[14], почему-то обведенного красным? И вправду ли остров Британия столь обширен, как показано на карте? За свою жизнь мне довелось немало путешествовать на Востоке; но я никогда не бывал в Галлии. А Метон побывал во всех этих городах; побывал даже на острове Британия, где варвары раскрашивают свои тела в синий цвет. Он выучил язык битуригов и гельветов, и других варварских племён, и названия-то которых я едва мог выговорить. Моему младшему сыну выпало жить в удивительном, необыкновенном мире.
И служить удивительному человеку. Гай Юлий Цезарь был человек необыкновенный. За свою жизнь я не встречал никого другого, чья незаурядность ощущалась бы при любой мимолётной встрече, при обмене несколькими словами. Мне не доводилось по-настоящему иметь с ним дело, как некогда с Крассом и Катилиной, а теперь и с Помпеем; но я мог с уверенность сказать, что его отличало то же, что и их: стремление к власти и ещё к достижению того, что называют величием. И при этом он был проще, обыденнее. Не одержимым, как Красс; не искусителем, как Катилина; не грозным, как Помпей. Присутствовала в нём какая-то уязвимость; вдохновляя своих солдат, Цезарь в то же время вызывал у них стремление защитить его. Его тщеславие, по крайней мере, было вполне обыденным: хотя ему ещё не исполнилось и пятидесяти, волосы его заметно поредели — обстоятельство, доставлявшее ему, по словам Метона, немалое огорчение.
Он диктовал секретарю; но при нашем появлении поднялся, горячо обнял Метона и поцеловал его в губы.
— Значит, Метон, ты всё же не покинешь меня?
— Я не еду в Рим, если ты это имеешь в виду. Мои отец и брат, как видишь, здесь и в добром здравии.
— А! Гордиан и… — Цезарь замялся лишь на краткий миг. — Эко. Меня всегда сбивает толку, что вы трое совершенно не похожи друг на друга. Но, конечно же, приёмные сыновья уподобляются отцу по духу, а не внешне. Итак, слухи о вашем похищении были ложными?