Следователь полагал, что искать ценности мешала Цветова, поэтому ее и убили. Он склонялся к мысли, что ценностями (видимо, большими) преступники овладели. В раскопках участвовали, видимо, два человека. К этому выводу он пришел, сопоставляя показания свидетелей. Видевшие «ночных рабочих» говорили, что это рослые мужчины, причем один из них блондин довольно молодой, а другой — чернявый как смола; но лица этого «черного демона», как окрестила его свидетель — пожилая женщина, которая видела одного из громил в черной маске, вернее, в черном капроновом чулке, надетом на голову, — никто не видел.
Данишев полагал, что неизвестный «землекоп» вынужден был скрывать лицо — боялся, что узнают. «Видимо, этот преступник — местный житель, — размышлял он. — А почему же его соучастник не боялся быть узнанным? Ведь город небольшой. Неужели приезжий?»
Глава 7
Назип не заметил, как совсем рассвело. Из-за облаков выглянуло солнце, и от дома потянулись длинные неровные тени.
С утра он зашел к участковому. Старший лейтенант Шамов был из тех людей старшего поколения, которые дослужились до офицерского звания без специального образования. За его живыми темными глазами угадывалась большая энергия. Седая шапка волос была аккуратно причесана.
Участковый приветливо встретил молодого лейтенанта с университетским ромбиком. Данишев, поприветствовав его, изложил цель своего визита.
— Да-да, помню. Было заявление жильцов дома по улице Рахматуллина о том, что неизвестные лица не дают им по ночам спать. Проверял, но этих нарушителей спокойствия, к сожалению, задержать не удалось.
Шамов достал из стола папку с бумагами, немного покопавшись в ней, подал следователю лист бумаги:
— Вот оно. Я по этой бумаге организовал дежурство дружинников, да и сам ждал их в подъезде этого дома несколько раз, но безрезультатно. Их словно кто-то предупреждал. А стоило нам не появиться — они тут как тут. А если кто-то из жильцов шел звонить по телефону, они успевали уйти. Их явно кто-то предупреждал. У дома один автомат, и кто-то из сообщников, видимо, подслушивал разговоры, находясь у будки.
Данишев посмотрел на дату заявления:
— Это заявление написано четырнадцатого июля. Значит, пятнадцатого числа вы туда вечером приходили?
— Да. Приходил по звонку. Но они ушли через подъезд. Раньше дважды уходили через траншею под фундаментом. Но к тому времени она была уже засыпана.
«Выходит, что двоим, которых видели, ничего не оставалось, как пройти через люк в коридоре. И они конечно же знали, что их увидят. Вот почему один из преступников вынужден был напялить на лицо капроновый чулок, — пронеслось в голове у Назипа. — А самоубийство они инсценировали двадцать пятого июля. Все верно. Убедившись, что ценностей в подвале нет, решили направить свои стопы к дому Цветовой. Значит, они знали, что в давние времена эти дома принадлежали одному хозяину — богачу. И что ценности он спрятал, не взял с собой, А это значит, — следователь потер рукой лоб, — значит, что кто-то из преступников располагает обо всем достоверной информацией. А ценности, видимо, были большими, раз преступники пошли на убийство». Он знали на что шли. Ведь убивая человека, преступники тем самым заказывали себе в определенной мере путевку в могилу, к мертвецам. По крайней мере, они отчетливо представляют, что убийство, совершенное по этому мотиву, будет квалифицироваться статьей УК[2], которая предусматривает и исключительную меру наказания — смертную казнь.
Неужели один из преступников из окружения бывшего хозяина этого дома и винного завода? Сами преступники вообще-то по возрасту не подходят, вот их родители — вполне.
Данишев отложил бумагу и взглянул на участкового:
— А как вы охарактеризуете жильца этого дома Мурадова? Вам что-нибудь известно о нем?
— Фамилия знакомая, — наморщил лоб Шамов. — Да-да. Он, этот Мурадов, пребывал в лечебной амбулатории: лечился от алкоголя. Была еще тогда на него жалоба, что самовольно покинул это заведение не долечившись. Все это лечение пошло ишаку под хвост...