Реакция венесуэльцев на приезд Горбачёва была далека от «консенсуса», к которому он призывал. Точку зрения «левых» выразил председатель компартии Херонимо Каррера: «Я чувствую жалость к этому человеку, превратившемуся в марионетку тех сил, с которыми он поклялся бороться на прежнем этапе своей жизни. Это апостасия[115] — худшее из всех предательств, идеологическое. Чтобы лучше понять поступок Горбачёва, представьте себе, что президент Соединённых Штатов с вечера на утро станет коммунистом, а папа римский в Ватикане перейдет в исламизм или буддизм, отвергнув христианство. Именно это произошло в Советском Союзе, когда 24 августа 1991 года тогдашний генеральный секретарь КПСС подал в отставку и одновременно предложил Центральному Комитету принять трудное, но «честное» решение о роспуске партии».
В правых кругах Венесуэлы «примирительная проповедь» Горбачёва была воспринята с раздражением: его пригласили банкиры, щедро оплатили выступление, но не услышали от него ни одного критического слова в адрес Чавеса. Горбачёв спас свою страну от коммунизма, но в отношении Чавеса заявил, что его трогать не надо. Не для того ли, чтобы он мог завершить свою перестройку «наоборот»? Как тут не засомневаться по поводу объективности бывшего советского лидера. Нужно было пригласить писателя Марио Варгаса Льосу или Леха Валенсу: они знают, что от них требуется.
Боливарианской конституцией 1999 года предусмотрено проведение референдума об «отзыве полномочий» президента после того, как он пробудет на посту половину установленного Основным законом шестилетнего срока. «Отзывной» референдум, проведенный 15 августа 2004 года, стал уникальным явлением в истории не только Венесуэлы, но и всей Латинской Америки. Ни в какой другой конституции не было статей подобного рода.
В телепрограмме «Алло, президент!» Чавес объявил о начале «Кампании Санта-Инес», направленной на достижение победы в референдуме. Он обозначил в ней четыре этапа. Объясняя свою стратегию, был по-военному лаконичен: «На первом этапе — организованность, организованность и ещё больше организованности! Единство, единство и ещё больше единства! Сознательность, сознательность и ещё больше сознательности!» Второй этап Чавес охарактеризовал как «продвижение к месту сражения, подготовка к наступлению, концентрация сил». Третий этап заключался в «максимальной мобилизации», и четвертый — в завершающих, хорошо скоординированных действиях, «подобных успешной атаке легкой кавалерии». Если всё сделать по плану, «президентский мандат будет подтверждён, и вместе с ним — продолжение мирной и демократической Боливарианской революции». Чавес призвал своих сторонников принять участие в переписи избирателей, очищении электоральных списков от «мёртвых душ», которых уже на первом этапе проверки было выявлено не менее пятидесяти тысяч.
Разоблачая оппозицию, у которой клевета и ложь стали настолько обычной практикой, что даже сбор подписей в поддержку референдума они превратили в сплошное мошенничество, Чавес не сдержался и был предельно груб: «Все они так заляпаны г… нет, не могу использовать этого слова в открытом эфире… Они с ног до головы провалились в экскременты и в этом положении включили вентилятор клеветы, чтобы их собственное «добро» полетело в нашу сторону…»
В ночь перед референдумом Чавес бодрствовал и был в хорошем настроении. Ещё бы, опросы общественного мнения предвещали победу. Президент провёл совещания с ближайшими сотрудниками-министрами: планирования — Хорхе Джордани, информации — Джесси Чаконом, образования — Аристобуло Истурисом. Затем Чавес дал интервью телеканалам Аль Джазира (Катар), Дойче Велле (Германия), CNN (Соединённые Штаты). Он старался быть сдержанным, когда речь зашла об администрации Буша, но журналисты запомнили его слова: «На этом референдуме я нанесу такой удар бейсбольной битой, что мой мяч залетит в сад Белого дома». Позже Чавес присутствовал на неформальном обеде с экс-президентами из Аргентины Эдуардо Дуалде и Раулем Альфонсином, Белисарио Бетанкуром из Колумбии и Родриго Карасо из Коста-Рики. Они приехали на референдум в качестве наблюдателей.
115
Апостасия — термин, используемый для обозначения религиозного, а иногда политического отступничества.