— В Книжной палате нас привлекали к составлению каталога личной библиотеки Владимира Ильича Ленина в Кремле. Каталог недавно вышел из печати, можете в нем отыскать название вашей книги, изданной под редакцией Покровского.
— Неужели?.. Может быть, Владимир Ильич успел еще прочесть ее?
— Не думаю. Выход ее датирован, если не ошибаюсь, тысяча девятьсот двадцать третьим годом, Ленин тогда уже сильно болел, вряд ли врачи разрешали ему читать что-либо, кроме самого необходимого.
Когда старушки сестры ушли в комнаты и на балконе остались они втроем, Зинаида Алексеевна спросила:
— Как вам нравится наша Ариша?
Ирина и Константин, переглянувшись, улыбнулись.
— Ирина Павловна прекрасная женщина.
— Она всем нравится, только не очень этим обольщайтесь, чтобы впоследствии не разочароваться. При всех ее достоинствах, более неаккуратного в исполнении своих обещаний человека трудно сыскать. Если она вам скажет — приду тогда-то, так и знайте, что опоздает.
— Я этого за ней не замечал.
— Значит, для первого знакомства она решила вам показаться лучше, чем она есть. Мы ждали ее вчера, обещала приехать ночевать, а явилась только сегодня.
— Зиночка, я вчера занята была.
— Не обещай, если собираешься быть занятой. Взяла у меня Хемингуэя на недельку, а держишь месяц.
— Прости, родная, забыла привезти книгу, я прочла ее.
— В детстве она была отчаянная проказница, — продолжала Зинаида Алексеевна. — Ты рассказывала ему случай с политграмотой?
— Нет.
— У них в средней школе, — это здание рядом с нынешним планетарием, — пояснила они, — политграмоту преподавал мальчишка — учитель двадцати двух или двадцати трех лет, а у нас с ней дядя, старший брат наших матерей, был священник. Уважаемый в духовном мире человек, настоятель церкви, что перед входом в парк Сокольники, церковь новой по тем временам архитектуры. Вот Ариша наслушалась политграмоты в школе и давай доказывать дяде, что бога нет. Тот сперва с ней спорил, потом рассердился: «А собственно говоря, что я с тобой, соплей, разговариваю?» Так что же вы думаете? На следующем уроке политграмоты она стала приводить дядины доводы о бытии божием и едва не загнала в угол молоденького учителя, опешившего от такой дерзости. Ее отца потом вызывали, спрашивали, как он ее воспитывает. А Павел Семенович, хоть и числился англиканского вероисповедания, в бога не верил. Ну, — обратилась она к Арише, — когда же ты думаешь нас в Москву перевозить? По ночам уже мерзнуть начинаем. В последние дни заметно похолодало.
— На вторник беру выходной и приеду за вами на такси.
Константин предложил помочь им при переезде, но Ирина Павловна поблагодарила, сказала, что сама справится.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Как ни разнились среда и условия, в каких протекало детство Ирины Павловны и Константина Андреевича, была общая черта: ту и другую семьи сильно перекорежили годы революционных перемен. Аришин отец Павел Семенович Кремер, сын варшавского аптекаря, человек в высшей степени энергичный и предприимчивый, окончил два высших учебных заведения: рижский коммерческий институт и юридический факультет юрьевского[4] университета, единственного в царской России, куда принимали евреев. Обнаружив незаурядные способности к коммерции, начал затем довольно быстро богатеть, пускаясь в различные предприятия, порой недолговечные и рискованные, но дававшие кое-какие деньги. Из этих предприятий Ирина Павловна, по семейным преданиям, помнила издание в годы первой русской революции биржевого листка, разглашавшего сведения о колебании курсов акций, за что листок, происками финансовых воротил, власти быстро прикрыли.