Киплинг отразил безжалостную кампанию против пуштунов в поэме «Молодое пополнение» (The Young British Soldier):
Чуть раньше немецкий поэт Теодор Фонтане, живший в то время в Лондоне, в поэме «Афганская трагедия» (Das Trauerspiel von Afghanistan) взял другую тональность. Полная печали и меланхолии, она точнее отражала масштаб поражения 1842 г., как видно из этого отрывка:
Армия разбита – а что победители? От них не осталось стихов. Лишь истории о героизме и мужестве и о преступлениях, совершенных чужаками, – рассказы, передаваемые из уст в уста, от одного поколения пуштунов к другому; а вторжения меж тем не прекращались. Но представьте себя на месте пуштунского бойца, который попал в руки солдат британо-индийской армии и которого заживо поджаривают на медленном огне в земляной печи. Черчилль описал и такой случай, причем сделал это без каких-либо эмоций или возражений цивилизаторского характера. Имперское господство неизбежно приводит к совершению преступлений против тех, кто ему сопротивляется.
Дележ Африки
В последние десятилетия XIX в., после отмены рабства, белые империалистические державы озаботились поиском чего-то, что смогло бы заменить его. Если захватывать людей теперь было нельзя, безукоризненная имперская логика подсказывала: а почему бы не захватить территорию? Их манила Африка – континент, где зародилось человечество, колыбель древних цивилизаций и, что важнее всего, сокровищница природных богатств: алмазов, минералов, а позднее и нефти. Племенная раздробленность и локальные конфликты ослабляли черную Африку. Страны, обладавшие четкой политической структурой, представляли собой пеструю и разрозненную группу.
Древнейшей из них была Абиссиния (позднее Эфиопия) – регион, некогда входивший в Амхарскую империю. Когда европейские стервятники делили Африку, она оставалась исключением. На ее независимость пока никто не покушался. В 1868 г. англичане спровоцировали конфликт и создали свою базу в городке Зула, находившемся к югу от порта Массауа на побережье Красного моря, откуда предприняли успешное нападение на горную резиденцию правителя в Магдале. Великобритания испытывала новый вид вооружений (в данном случае – однозарядные винтовки Снайдер-Энфилд), изобретенный вскоре после Крымской войны. Одного оружия, возможно, было бы недостаточно, если бы англичанам не удалось переманить на свою сторону фактического правителя провинции Тиграи, у которого были свои счеты с абиссинским королем. Италия также обратила свой взор на регион.
Вторжения европейцев на протяжении XIX в. выделили Африку как континент, созревший для захвата. Его должно было хватить на всех при условии, что белые империи не будут впадать в приступы неконтролируемой жадности и набрасываться друг на друга. Такого мнения придерживалось руководство нового германского государства, и прежде всего его архитектор и первый канцлер Отто фон Бисмарк. Объединенная Германия была страной без колониальных владений. Она стремилась наверстать упущенное в Африке. Вот почему Бисмарк в 1884–1885 гг. созвал в Берлине империалистическую конференцию[42]. Ее участники заседали три месяца. Если отбросить шелуху, на повестке стоял один вопрос: как лучше всего поделить Африку. Захват, насилие и оккупация, которые за этим последовали, шли под флагом «цивилизации» – старшего брата «гуманитарной интервенции» конца XX и начала XXI в.
42
Инициатива созыва конференции исходила от Португалии, которую поддержала Великобритания. К этому моменту между европейскими державами накопилось слишком много противоречий в Африке, которые грозили вылиться в открытые военные столкновения. Поэтому целью конференции был не только территориальный раздел (прежде всего бассейна реки Конго), но и выработка общих правил, которыми колониальные державы должны были руководствоваться в своей политике. Одним из результатов работы конференции стало принятие принципа «эффективной оккупации»: колониальные державы обязывались не просто провозгласить свой суверенитет над той или иной территорией, но и установить там систему управления, ввести налоги, строить дороги, способствовать деятельности миссионеров и т. д. –