После этого принц Уэльский вызвал его на дуэль. Лорд Рандольф заявил: он будет сражаться с любым представителем, которого соизволит назвать принц; против своего будущего монарха он не может поднять оружие. Принц: он больше не будет посещать ни одного дома, который принимает Черчиллей. Тут в качестве посредника выступил премьер–министр, мудрый старый Дизраэли. Он убедил старого герцога Мальборо отправиться в Ирландию на должность вице–короля, а своего буйного сына взять с собой в качестве личного секретаря. Ранее герцог отклонил предложение этого почётного назначения из–за огромных расходов, которые были связаны с должностью вице–короля. Теперь же он с сожалением принял предложение. Черчилли отправились в свою блистательную ссылку, и так вышло, что самыми ранними воспоминаниями маленького Уинстона Черчилля стали ирландские — воспоминания об ужасных шинфейнерах [2], о парадах и покушениях на убийство, о театре, который неожиданно сгорел, как раз когда он радостно предвкушал детское представление.
Но лорд Рандольф стал в Ирландии политиком. Прежде он был скорее тем, кого сегодня называют «плейбой»; Ирландия пробудила его политическое сознание. Когда он в 1879 году в возрасте тридцати лет вернулся в Лондон и снова занял свой пост в палате общин английского парламента, то он принёс с собой нечто, чего тогда не было ни у одного другого английского политика: концепцию, которой вплоть до сего дня питаются все консервативные партии Европы: «демократия тори».
Тогда большинству казалось, что надвигавшаяся демократия означает естественную смерть для любой консервативной аристократической и традиционной партии, и в 1880 году среди английских консерваторов царил глубокий пессимизм. Старого волшебника Дизраэли отправили в отставку, великий либерал Гладстоун снова был премьер–министром, и казалось, что со своим рецептом — постоянно расширять избирательное право (теперь могут уже выбирать шахтёры и подёнщики, немыслимо!) — он находится в положении, когда может обезвредить консерваторов, то есть партию богачей, аристократов и привилегированных, а либералов, партию буржуазии, прогресса, реформ сделать навечно правящей партией. Ведь почему должны шахтёры и подёнщики, а однажды пожалуй даже и фабричные рабочие, выбирать консерваторов? Единственным, кто считал это возможным, был безумный лорд Рандольф Черчилль.
Однако в этом случае он вовсе не был безумен, он был гораздо более дальновидным. Он видел то, что сегодня видит каждый — а тогда ещё больше никто не видел — то, что либерализм в принципе был движением среднего сословия и что пролетарские, неквалифицированные, пропащие массы, которым он дал избирательное право, в действительности легко было сделать источником избирателей для уверенной в себе господской партии, которая догадается внушить к себе уважение и не будет чрезмерно гордой, чтобы при посредстве демагогии и также настоящего понимания их нужд добиться их расположения в свою пользу. В его политической концепции соединились отзвуки бонапартизма и предвестия фашизма с истинным Noblesse oblige [3] — ещё и сегодня тяжело разделить в его речах истинные и фальшивые ноты. Он был демагогом высокого класса. Удивительно то, что одновременно он был настоящим, проницательным государственным деятелем — даже более проницательным, нежели Бисмарк, который тогда боролся с такой же проблемой, но не решил её столь же верно. Правда, в Англии не было социал–демократической партии.
Если коротко, то всего за шесть лет, между 1880 и 1886 гг. — между его тридцатью и тридцатью шестью годами жизни — лорд Рандольф Черчилль снова сделал консерваторов правящей партией (а именно, как должно было выясниться далее, на двадцать лет), а сам он стал самым известным, самым популярным, наиболее часто изображаемым в карикатурах и наиболее ненавистным политиком Англии.
В том числе и наиболее ненавистным — и это не только среди либералов, на которых он нападал и которых преследовал с неслыханными для Англии резкостью, грубостью и остроумием, но также и среди руководителей своей собственной партии. Эти патриархально–аристократические, солидно–высокомерные люди с легким отвращением и с покачиванием головой считали Черчилля сумасшедшим, ощущая неловкость за его дела, а он платил им за это неприкрытым презрением.
2
Шинфейнеры: участники ирландского национально–освободительного движения, члены партии Шин Фейн [