Володя так и не понял, кто добился своего: сам он или Николай Семёнович. Он не стал уточнять. Ему было очень хорошо. Пространство, уходившее внизу в густеющую синь вечера, теперь казалось ему досягаемым. Он там словно рукой ко всему прикоснулся. Стоя на вершине Митридата, он глубоко вдохнул в себя становившийся прохладным душистый вечерний воздух. Запахло морем, травой, далёким дымом — словом, всеми ароматами жизни, необъятность которой он сейчас вдруг ощутил…
И Володя снова запустил свою модель; а рядом с ним, выпущенные из верных рук его друзей, «юасов», взмыли вверх, понеслись по прозрачным, воздушным скатам, кружась, взлетая и приземляясь, ловко сработанные модели, за которыми ревнивыми и мечтательными глазами следили стоявшие на вершине древней горы мальчики, гордые покорители воздуха.
Глава IX. Испытания
— Вот, значит, какие у нас были главные перелёты, — закончил свой рассказ Володя и строго оглядел сидевших перед ним малышей. — Потому что наши лётчики — лучшие из всех в мире, они — смелые соколы! Им ничего не страшно. И конструкторы — это которые выдумывают и строят новые самолёты — у нас тоже самые лучшие. Ну, я всё понятно рассказал?
— Всё понятно! — радостно заторопились малыши. — Ещё расскажи!..
— А раз всё понятно, так я вас сейчас буду вызывать… Ну, то есть спрашивать, кто что запомнил.
С этого года Володя, уже перешедший в шестой класс, выполняя пионерское поручение, проводил беседы с ребятами первого класса. Началось всё с того, что Володя как-то заступился на школьном дворе за маленького первоклассника, к которому приставал здоровенный парень из седьмого класса. Обидчик был на голову выше Володи, которому с ростом никак не везло: Володя всё ещё продолжал оставаться самым маленьким в классе. Но Володю, когда дело доходило до драки, рост не очень смущал. У него даже выработались особые приёмы, сообразно росту. Он обычно налетал снизу и так ловко подсекал высокого противника, что тот кубарем летел через него. Приём этот Володя разработал, испробовав его на терпеливом Жене Бычкове. Впрочем, до настоящей драки на этот раз дело не дошло. Услыхав, что малыш плачет и просит отдать отнятый у него красно-синий карандаш, Володя нагнал долговязого грабителя и сказал:
— И не совестно… у маленького?!
— Ты-то сам больно велик! — отвечал тот.
— Велик не велик, а на тебя хватит!
— Чего хватит?
— Да всего хватит. Ума, например.
Далее беседа шла в чисто парламентских выражениях.
— А известно тебе, что бывает с некоторыми, которые имеют привычку чужое хватать? — задал вопрос Володя.
— А я твоё брал? — не сдавался обидчик.
— Сейчас узнáешь, чьё брал.
— Отскочи, пока цел!.. Нет у меня желания с тобой связываться.
— Тогда отдай, что у маленького взял.
— А ты кто такой выискался? Короток ещё командовать!
— Короток, да до тебя достану. Не знаешь ещё, кто повыше!
— Ну на, померься: ты мне с головкой — по шею.
— Ну, значит, ровные.
— Как так — ровные? Я ж вон тебя на голову…
— А кто твою голову в расчёт брать станет? От неё толку-то никакого.
Тут далее последовало то, что обычно называется в газетах «бурная сцена в парламенте». Получив сверху «леща» по макушке, Володя успел ударить лбом под ложечку противника, отчего тот перегнулся разом в поясе, весь скрючился, а Володя, забежав сзади, ловко вскарабкался к нему на спину, колотя по шее и крича:
— Кузнец Вакула[7] на чёрте! Отдай, что взял, а то я на тебе домой поеду!
И, как ни вертелся тот, стараясь сбросить с себя Володю, как ни пытался он стукнуть его о стену, пришлось сдаться и отдать Володе отнятый карандаш.
— Ну и всё, — объявил Володя. — Можешь быть свободным. Только в следующий раз помни, что у меня такое слово: если сказал — значит, уж не отступлюсь.
Потом он вернулся к плакавшему малышу и вручил ему карандаш. Тот долго не мог успокоиться — очень уж велика была обида — и всё всхлипывал. Володя сел перед ним на корточки, раскрыл свою сумку, поискал в ней бумажку и, так как свободной не нашлось, вырвал, не думая о последствиях, листок из тетрадки. Быстро переворачивая в пальцах карандаш, он нарисовал малышу синее море, красный корабль, из труб которого валил синий дым, а над ним синий самолёт с красными звёздами на крыльях. И малыш, окончательно осчастливленный, пошёл домой, неся перед собой надетый на карандаш в виде флага этот дивный рисунок.