- Как поживаете, Саймон? - тихо спросил Нед Лэмберт, пожимая руку. - Не виделись с вами целую вечность.
- Лучше не бывает. А что новенького в нашем преславном Корке?
- Я ездил туда на скачки на светлой неделе, - сказал Нед Лэмберт. Нового одно старое. Остановился у Дика Тайви.
- И как там наш Дик, честняга?
- Как есть ничего между ним и небом, - выразился Нед Лэмберт.
- Силы небесные! - ахнул мистер Дедал в тихом изумлении. - Дик Тайви облысел?
- Мартин Каннингем пустил подписной лист в пользу ребятни, - сказал Нед Лэмберт, кивнув вперед. - По нескольку шиллингов с души. Чтобы им продержаться, пока получат страховку.
- Да-да, - произнес неопределенно мистер Дедал. - Это что, старший там впереди?
- Да, - сказал Нед Лэмберт, - и брат жены. За ними Джон Генри Ментон. Он уже подписался на фунт.
- Я был всегда в нем уверен, - заявил мистер Дедал. - Сколько раз я говорил Падди, чтоб он держался за ту работу. Джон Генри - это не худшее, что бывает.
- А как он потерял это место? - спросил Нед Лэмберт. - Попивал чересчур?
- Грешок многих добрых людей, - со вздохом молвил мистер Дедал.
Они остановились у входа в часовню. Мистер Блум стоял позади мальчика с венком, глядя вниз на его прилизанные волосы и тонкую, с ложбинкой, шею в новеньком тесном воротничке. Бедный мальчуган! Был ли он при этом, когда отец? Оба без сознания. В последний миг приходит в себя и узнает всех в последний раз. Все что он мог бы сделать. Я должен три шиллинга О'Грэди. Понимал ли он? Служители внесли гроб в часовню. Где голова у него?
Через мгновение он прошел за другими, моргая после яркого света. Гроб стоял перед алтарем на подставке, по углам четыре высокие желтые свечи. Всегда впереди нас. Корни Келлехер, прислонив венки у передних углов, знаком указал мальчику стать на колени. Вошедшие стали там и сям на колени у мест для молящихся. Мистер Блум стоял позади, невдалеке от купели, и, когда все стали на колени, аккуратно уронил из кармана развернутую газету и стал на нее правым коленом. На левое колено он осторожно поместил свою шляпу и, придерживая ее за поля, благочестиво склонил голову.
Из дверей появился служка, неся медное ведерко с чем-то внутри. За ним шел священник в белом, одной рукой поправляя столу, другой придерживая маленькую книжицу у своего жабьего брюха. А кто будет нам читать? Каркнул ворон: я опять.
Они стали у гроба, и священник принялся быстро каркать по своей книжке.
Отец Гробби. Я помню, как-то похоже на гроб. Dominenamine [Господиимя (искаж. лат.)]. Здоровенная морда. Заправляет спектаклем. Дюжий христианин. Горе тому, кто на него косо глянет: священник. Ты еси Петр. Отъел бока, как баран на клевере, сказал бы Дедал. И брюхо раздулось, как у дохлого пса. Где он такие выражения находит, диву даешься. Пуфф: бока лопаются.
- Non intres in judicium cum servo tuo, Domine [не осуди раба твоего. Господи (лат.)].
Дает им чувство собственной важности, когда над ними молятся по-латыни. Заупокойная месса. Все в трауре, рыдают. Бумага с траурной каймой. Твое имя в поминальном листе. Как зябко тут. Его и тянет поесть, когда сидит уныло все утро притопывает ногами да ждет следующего милости просим. И глаза жабьи. С чего его так пучит? Молли, эту с капусты. Может быть, тут воздух такой. На вид как будто раздут от газов. В таком месте должна быть адская пропасть газов. Мясников взять: сами становятся как сырые бифштексы. Кто мне рассказывал? Мервин Браун. В крипте святой Верберги у них чудный орган старинный полтораста лет им там пришлось пробуравить дырки в гробах чтобы газы выпустить и поджечь. Со свистом вырывается: синий. Свистнуло - и тебя нет.
Колено больно. Ох. Вот так лучше.
Священник взял из служкиного ведерка палку с шишкой на конце и помахал ей над гробом. Потом пошел в ноги гроба, помахал там. Вернулся на место и положил ее обратно в ведерко. Каким и был покуда не упокоился. Это все записано: он это все обязан проделать.
- Et ne nos inducas in tentationem [и не введи нас во искушение (лат.)].
Служка вторил ему писклявым дискантом. Я часто думал, что лучше брать прислугу из мальчиков. Лет до пятнадцати. Старше уже, конечно...
А там святая вода, должно быть. Окропляет сном. Небось уже обрыдло ему махать махалкой над всеми трупами что подвозят. Пускай бы полюбовался над чем он машет. Каждый божий день свежая порция: мужчины средних лет, старухи, дети, женщины, умершие родами, бородачи, лысые бизнесмены, чахоточные девицы с цыплячьими грудками. Круглый год бормочет над ними одно и то же потом покропит водой: спите. Сейчас вот Дигнама.
- In paradisum [в раю (лат.)].
Говорит он пойдет в рай или уже в раю. Над каждым повторяет. Нудное дело. Но что-то он должен говорить.
Священник закрыл книжку и вышел, служка за ним. Корни Келлехер открыл боковые двери, и вошли могильщики. Они снова подняли гроб, вынесли его и опустили на свою каталку. Корни Келлехер дал один венок мальчику, другой свояку, и все следом за ними вышли через боковые двери на воздух, теплый и пасмурный. Мистер Блум вышел последним, сунув обратно в карман сложенную газету. Взор его оставался чинно потуплен, пока каталка с гробом не повернула налево. Железные колеса визгливо скрежетнули по гравию, и отряд тупоносых башмаков двинулся за каталкой по аллее могил.
Тари тара тари тара тару. Батюшки, тут разве можно петь.
- Мавзолей О'Коннелла, - сказал Дедал рядом с ним.
Кроткие глаза мистера Пауэра поднялись к вершине высокого обелиска.
- Тут он покоится, - произнес он, - среди своего народа, старый Дэн О'. Но сердце его погребено в Риме. А сколько разбитых сердец погребено тут, Саймон!
- Там вон ее могила, Джек, - сказал мистер Дедал. - Скоро и я лягу рядом. Да призовет Он меня, когда будет воля Его.
Не удержавшись, он начал тихо всхлипывать, бредя неровной, оступающейся походкой. Мистер Пауэр взял его под руку.
- Ей лучше там, где она сейчас, - мягко промолвил он.
- Да, я знаю, - ответил сдавленно мистер Дедал. - Она сейчас на небе, если только есть небо.
Корни Келлехер шагнул в сторону и пропустил остальных вперед.
- Печальные события, - учтиво заговорил мистер Кернан.
Мистер Блум прикрыл глаза и дважды скорбно покивал головой.
- Все остальные надели шляпы, - заметил мистер Кернан. - Я думаю, и нам тоже стоит. Мы последние. Это кладбище коварное место.
Они покрыли головы.
- А вам не кажется, что его преподобие отслужил слишком скоропалительно? - сказал с неодобрением мистер Кернан.
Мистер Блум солидно кивнул, глянув в живые глаза с красными прожилками. Скрытные глаза, скрытные и обыскивающие. Видимо, масон: точно не знаю. Опять рядом с ним. Мы последние. В равном положении. Авось, он что-нибудь еще скажет.