Порта молча встал. Допил кофе, затянул ремень и пошел к выходу. Шлюкбебир бросился за ним.
— Дорогой друг, не нужно обижаться! Может быть, тебя ввел в заблуждение мой тон? Я просто слегка пошутил!
— Я понимаю шутки не хуже, чем кто бы то ни было, — с достоинством ответил Порта. — Мой дедушка был известным клоуном и к тому же патриотом. До слез смешил публику вертящейся накладкой цветов государственного флага на заднице. Так что чувство юмора у меня хорошо развито. И мне ваша шутка не понравилась. Она слишком походила на угрозу, чтобы казаться смешной.
— Нет, но послушай! — Шлюкбебир придвинулся в Порте и зашептал ему на ухо. — Я знаю, что один из штабных офицеров фон Хольтица ищет кофе… и не для себя, заметь! Для самого генерала!
— Предлагаете, чтобы я отправился к фон Хольтицу с мешком кофе под мышкой?
— Нет, нет, разумеется. Я займусь всеми сторонами дела. Подключу разные каналы, и ни тебе, ни мне не понадобится даже близко подходить к фон Хольтицу. Его окружают шпики международного еврейства, и приближаться к нему опасно, если не знаешь пути сквозь это тесное окружение.
— Вы знаете тех, кто знает путь? — любезным тоном спросил Порта.
— Мы, гестаповцы, знаем все… И вот что, — Шлюкбебир взял Порту под руку, и они вместе вышли, — думаю, мы в конце концов сойдемся на семнадцати процентах?
Сделка была заключена в тот же вечер. Мы все собрались на кухне отеля «Мерис» выпить и были настолько подшофе, что пригласили к себе Шлюкбебира.
— Скажите, — неожиданно спросил Порта, — вы считаете себя культурным человеком?
— Культурным? Конечно! Думаешь, я достиг бы нынешнего положения без хорошего образования?
— Я не знал, — ответил Порта. — Но раз вы культурный человек, то, может быть, поможете нам в одной небольшой проблеме?
— Постараюсь, — напыщенно ответил Шлюкбебир. — Что у вас за проблема?
— Видите ли, — сказал Порта, — мы хотим узнать имя свиньи Одина.
— Свиньи Одина? Что это за чепуха со свиньями? — вопросил Шлюкбебир. — Меня сегодня четвертый раз спрашивают о свиньях.
— Вы знаете ответ? — спросил Порта.
Мы, затаив дыхание, ждали, чтобы гестаповец блеснул перед нами культурой. Ждали так долго, что задышали снова. Наконец Шлюкбебир покачал головой.
— Странное дело, — признался он, — но даже при своем образовании я никак не могу вспомнить имя этой треклятой свиньи!
15
Охранники в транзитном лагере «Ле Роланд» возле Бона искренне считали себя способными испытывать жалость. Один из них, унтершарфюрер Курт Раймлинг, утверждал, что прекрасно понимает душевные страдания заключенных; что даже разделяет их.
— Убейте меня вместе с детьми! — взмолилась ему однажды еврейская мать.
У нее было трое маленьких детей, и перед расстрелом охранники хотели разделить их. Раймлинг запретил. Дети оставались с матерью до конца; он убил их первыми, быстро и ловко, дабы женщина видела, что они не мучились. Стрелял из пистолета Раймлинг мастерски.
Кое-кто из эсэсовцев утверждал, что жертвы благодарят их за доброту. Одним из них были обершарфюрер Карл Нойбург в лагере Дранси. Гуманность и сердечная доброта подвигли его даже позволить еврейской семье прочесть каддиш [152](заупокойную молитву) перед тем, как заставить всех повеситься на глазах друг у друга. А такое великодушие могло ему дорого обойтись. Узнай о нем высшее начальство, он вполне мог бы получить трое суток карцера и задержку на полгода повышения в звании.
И все-таки некоторые охранники были готовы идти на такой риск. Неудивительно, что жертвы их были благодарны.
ВЕЧЕР В ПАРИЖЕ
Предложение продать оружие сделал нам двойной агент по прозвищу Крыса, один из тех, кто встречал высаживавшихся во Франции парашютистов. Склад находился на заброшенном заводе за Северным вокзалом. Мы встретились с Крысой у входа, он повел нас внутрь и показал три заваленные оружием полки.
— Всё наилучшего качества, — заверил нас Крыса. — Прямо от самого Черчилля!
Мы пошли осмотреть его. Во время осмотра дверь открылась, и появились трое; каждый демонстративно держал руку в правом кармане плаща. Они стояли в дверях, глядя мимо нас на полки с оружием.
— Сброшено на парашютах? — обратились они к Крысе, а не к нам.
— Небольшой совет, — протянул Порта. — Если наслаждаетесь жизнью и хотите наслаждаться дальше, вынули бы руки из карманов… Понимаете, о чем я?
Все трое уставились на него.
— Ты угрожаешь нам? — спросил один.
— Не обязательно. Все зависит от вашего поведения.
— Это оружие украдено. Понимаешь? Знаешь, что бывает с теми, кто попадается с краденым оружием?
— Не знаю, — ответил Порта. — Попробуйте взять что-нибудь, а там поглядим.
— Не трудитесь!
Этот голос раздался за их спинами. Гюнтер, оставшийся снаружи именно для этой цели, вошел внутрь следом за ними. В руках у него был русский автомат [153].
— Сделайте, как мы советуем, выньте руки из карманов, и можно будет поговорить по-дружески.
— Плоховато организовано, — заметил Легионер, спокойно забирая три кольта. — Похоже, вы дилетанты. Впрочем, это неважно. Давайте перейдем к делу. — Указал на оружие. — Хотите сделать нам предложение за эту небольшую партию?
Младший из троих пожал плечами.
— Да, оружие нам нужно. Мы готовы купить его у вас. Но у нас хватает ума не носить с собой крупные суммы. Отправьте с нами одного из ваших людей, и мы придем к соглашению.
— Одного? Легионер засмеялся. — Интересно, а почему не пойти всем вместе?
— Это может быть опасно.
— Для кого?
— Толпа привлекает внимание, — возразил парень.
— Но в количестве — наша безопасность, — быстро ответил Легионер. — Давай, приятель, не тратить время на споры! У нас есть оружие, вам оно нужно… Мы ставим условия, идет?
— Но оно не ваше!
Легионер приподнял бровь.
— Кто это сказал?
— Оно сброшено на парашютах с английских самолетов.
— Ну и что? В чьих руках оно находится? В ваших или в наших? В наших. И что вы собираетесь предпринять?
Они хотели было возмутиться, но Легионер с ленивой улыбкой покачал головой.
— Не надо, парни! Не рискуйте жизнью. Вы имеете дело с немецкой армией. Мы можем застрелить вас в любую секунду, и никто не станет задавать никаких вопросов. Но мы не сделаем этого, — великодушно добавил он, — если вы будете разумно себя вести.
Парень пожал плечами.
— Ладно, раз так. Мы думали, это обычная спекуляция. Знать бы, с кем придется иметь дело, ни за что бы не пришли. Сколько вы хотите за эту партию?
Порта тут же назвал цену, которая даже мне показалась грабительской. Парень возмущенно напустился на него.
— Послушай, пусть вы и треклятая немецкая армия, но если б мы хотели покупать оружие за такую цену, то могли бы купить его где угодно в Париже!
— Раз другие продают за такие деньги, почему ты считаешь, что мы отдадим его по дешевке?
Наступила пауза. Я подумал, что, может, цена не такая уж и грабительская. С какой стати нам отдавать товар задешево? К тому же рискуя при этом жизнью.
— Черт с ним, — сказал Легионер скучающим тоном. — К чему нам попусту тратить время? Продать эту партию мы можем где угодно и когда угодно.
— Что будем делать с этими тремя? — спросил Малыш.
— Запрем в сортире, — предложил Барселона. — Пусть гниют там до конца войны.
Один из них поднял руку.
— Постойте. Вы запрашиваете слишком много, но мы не в том положении, чтобы спорить с вами. Деньги мы найти можем. На десять автоматов, тысячу патронов к каждому, и десять пистолетов. Идет?
— Идет, — сказал Легионер. — Пусть один отправляется за деньгами, а мы подержим здесь остальных, пока он не вернется.
152
Имеется распространенная в быту поминальная разновидность каддиша (славословия имени Бога); но такая молитва читается не перед смертью, а после упокоения. — Прим. ред.
153
Немцы переделывали советский пистолет-пулемет Шпагина (ППШ) под патрон 9x19 от пистолета «парабеллум» путем замены ствола. О.Ю. Пленков в книге «Третий Рейх. Война: кризис и крах» (СПб., «Нева», 2005 г., с. 189) отмечает со ссылкой на Отто Скорцени, что немецкие фронтовики для ближнего боя предпочитали пользоваться ППШ из-за его более высокой, чем у собственных пистолетов-пулеметов, скорострельности. — Прим. ред.