— Но он закончился уже сто лет назад, — удивилась Гленда.
— Нет, пока рефери не свистнул в свисток. Это все знают.
— Ради Ио, он прав! — воскликнул Чудакулли. — Вперёд, Декан! Заканчивай дело!
Архиканцлер Бразенекского университета великодушно пропустил эту оговорку мимо ушей. Он поднёс к губам свой гигансткий свисток, набрал полную грудь воздуха и дунул изо всх сил. За Эвансом Полосатым так или иначе осталось последнее слово:
— ЭЙ, ПАРНИ, ХОРОШ ПРОХЛАЖДАТЬСЯ В ДУШЕВОЙ!
Когда толпа с шумом устремилась вниз с трибун, Чудакулли хлопнул по плечу мрачного Хряккетта и сказал:
— Для меня будет честью обменяться с вами майками, сэр.
Он швырнул шляпу на поле и первым снял майку, явив миру грудь столь волосатую, будто на ней спали сразу два льва. Плученная взамен майка Юнайтед была ему несколько маловата, но это не имело значения, потому что Невидимых Академиков, как и предсказывал Энди, буквально вынесли с поля (за исключением мисс Герпес, которая отчаянно сопротивлялась) и торжественно пронесли на руках по всему городу. Это был триумф. Победили вы или проиграли, но триумф есть триумф.[25]
Устраивать вечеринки волшебники Невидимого Университета умели, как никто. Даже Пепе и мадам Шарн[26] были впечатлены. Тем не менее, бизнес есть бизнес, им следовало подумать о Джульетте.
— Что-то я её не вижу, — сказала мадам Шарн.
— А я, кажется, наоборот, встретил недавно сразу двух Джульетт, — поделился впечатлениями Пепе. — Ох, эти парни умеют развлечься… Столь впечатляющей сырной тарелки я никогда в жизни не видал. Ради такого я почти готов примириться с обетом полового воздержания.
— О, неужели?
— Нет уж. Кстати, дорогая, ты обратила внимание на высокого волшебника, который постоянно на тебя пялится?
— Это профессор Бенго Макарона. Ты думаешь, он… — начала мадам.
— Без тени сомнения, дорогая. Я знаю, у него коленки повреждены, но вряд ли это послужит серьёзным препятствием.
Мадам снова повернулась, осматривая толпу в поисках блестящей фигурки.
— Надеюсь, наша юная модель не увлеклась какими-нибудь шурами-мурами.
— Это вряд ли. Её постоянно окружает толпа поклонников.
— Всё равно, возможность есть.
На самом деле, Трев и Джульетта сидели в это время на тёмной Ночной Кухне.
— Я поеду за тобой куда угодно, — сказал Трев. — И там найду, чем заняться, не волнуйся.
— Нет, ты должен остаться здесь и заняться футболом, — возразила Джульетта. — Знаешь, что люди говорят, там, в зале? Что Дэйв Вроде твой отец.
— Ну, так оно и есть.
— Раньше они говорили, что ты его сын.
— Ладно, ты права. Наверное, следует маленько в футбол потренироваться. Только вряд ли у меня опять прокатит трюк с жестяной банкой.
Они поцеловались.
Здесь и сейчас это было всё, в чём они нуждались.
Тем не менее…
Гленда и Орехх тоже искали местечко потише, и, предпочтительно, потемнее. К счастью, она случайно обнаружила в кармане передника пару билетов, которые туда сунул доктор Икоц, не прекращавший попыток погрузить мир во тьму и отчаяние при помощи любительских театральных постановок, в данном случае при помощи «Невезучих», театр Сестричек Долли, за авторством Хвела Драматурга. Так они и просидели весь спектакль, рука в руке, в торжественном молчании, ощущая как мелкие волны постепенно сближают их все больше и больше. А потом обсуждали спектакль, гуляя по городу и осторожно обходя развесёлые компании пьяных в хлам футбольных болельщиков.
— Что думаешь? — спросил Орехх. — О спектакле, я имею в виду.
— Не очень-то романтично, — ответила Гленда. — Честно говоря, глуповато даже.
— Странно, это пьеса считается самой романтичной из написанных в последние полстолетия, — заметил Орехх.
— Неужели? Но какой пример она подаёт молодёжи? Неужели никто в Колении, даже в те давние дни, не знал, как проверить пульс? Мне кажется, пьеса вполне могла бы преподать зрителям небольшой урок первой помощи. Даже обычное карманное зеркальце запросто поможет отличить живого от мёртвого, а кроме того, на теле есть масса вполне приличных мест, где можно пощупать пульс.
— Я думаю, дело в том, что никто из героев не думал о себе, — сказал Орехх.
— Никто из них вообще не думал, — отрезала Гленда. — И меньше всего они думали друг о друге как о нормальных людях. Немного здравого смысла, и все остались бы живы. В этой пьесе всё выдумки, как в книжках. Вряд ли разумный человек стал бы вести себя так, как они.
Он сжал её руку.
— Порой ты говоришь прямо как Её Светлость, — сказал он. — И это напоминает мне.