— Разумеется, месье.
Она даже усмехнулась, чтобы показать, насколько это очевидно, как будто очевидность смешна.
— Хотите посмотреть шестой и тридцатый?
И она повела его по лабиринту коридоров. Гостиница оказалась допотопным частным пансионом, основанным еще во времена Священного Союза[*].
Из окон тридцатого (их насчитывалось два) можно было видеть двор, утыканный каштанами, на которых весна — по оценкам, поздняя — еще не раздула почки. Посетитель принюхался к легкому запаху плесени, пощупал подушки («перьевые», — отметил он низким голосом), бросил беглый взгляд в сторону туалетной комнаты, потрогал большим и указательным пальцем правой руки нижнюю губу. Он ничего не сказал по поводу комнаты и попросил показать другой номер.
Шестой был еще занят, но освобождался к вечеру. Проживающий в нем постоялец, похоже, потреблял ошеломляющее количество воды «Виттель». И еще одна любопытная особенность: окно в туалете выходило на улицу.
— Если шум машин вас беспокоит, вы можете закрыть дверь в туалет, — сказала хозяйка. — Очень удобно.
Посетитель молча огляделся. Кашлянул, открыл и закрыл окно. Потом пощупал подушки.
— Перьевые, — произнес он.
Хозяйка ничего не ответила, полагая, что подобное заявление оспариванию не подлежит.
— А их можно убрать? — спросил он.
— Убрать?
— Да, эти перья меня смущают. Нельзя ли убрать из моего номера эти подушки?
Г-жа управляющая абсолютно ничего не понимала в происходящем, но дело свое знала хорошо.
— Разумеется, месье. Разумеется, их уберут.
Он еще раз осмотрелся. Внимательно изучил туалет. Вернулся в комнату. И наконец решился:
— Я предпочитаю этот.
— Замечательный номер. Комната тихая, окна выходят во двор. Если будет мешать уличный шум, закройте дверь в туалет, и все. Очень удобно.
— Да, очень хорошо.
— Так вы останетесь на три месяца?
— Не меньше. Надеюсь, вы предоставите мне скидку.
Они продолжали обсуждать этот вопрос, спускаясь по лестнице. А дойдя до кабинета, окончательно договорились. Управляющая грузно опустилась на стул, тот жалобно застонал.
— Попрошу вас заполнить формуляр.
Он проделал это быстро, не задумываясь; видимо, привычка. Платить вперед отказался, предпочитая дождаться следующего дня. И вышел, глубоко раскланявшись с управляющей.
Заполненный формуляр не представлял никакого интереса. Г-жа управляющая присовокупила его к остальным; остаток дня она слушала Радио Тулузы.
Около семи часов постоялец появился снова. При этом он конфузливо улыбался:
— Я передумал. Если это вас не затруднит, я бы предпочел другую комнату, с окнами во двор.
— Вы правы; она, конечно же, поспокойнее.
— Я не хотел бы вас ставить в затруднительное положение.
— Это ничуть меня не затруднит. Сегодня вечером в нее должен был заехать брат полковника, так я дам ему шестой. Ему все равно, на одну-то ночь.
— А какой номер у комнаты, что со стороны двора?
— Тридцатый.
— Тридцатый. Очень хорошо.
— Как войдете, выключатель под зеркалом, справа.
Он поклонился и вышел.
— Эй, перенесите-ка чемодан из шестого в тридцатый.
Неряха горничная поволокла чемодан по запутанным коридорам.
— Ну ваааще, — высказалась она на обратном пути. — Булыжники у него там, что ли...
И отправилась хлебать причитающуюся ей похлебку.
К одиннадцати часам постоялец из тридцатого вернулся. Снял с доски свой ключ и поднялся в номер. Г-жа управляющая посмотрела на него, но ничего особенного не заметила. Она добралась до своей пустой — по причине вдовства — постели; грязнуля горничная докарабкалась до своей мансарды. Гостиница постепенно засыпала: брат полковника, монахиня, семья из Бреста.
Г-жа управляющая вставала в шесть тридцать; в семь, сидя за письменным столом, она уже читала газету. Этого промежутка времени хватало на ее туалетные надобности, труды по одеванию и весь комплекс мер по приему утренней пищи. В тот самый момент, когда она с дрожащим пенсне на носу смаковала заметку об убийстве консьержки в банях Плезанс, тихое, но все же решительное тук-тук прервало ее чтение. Это был постоялец из тридцатого.
— Здравствуйте, месье, — сказала она, растягивая рот в добротно сделанной улыбке.
— Приношу свои извинения, мадам, я уезжаю.
Рот мадам съехал набок.
— Уезжаете?
— Да, я не могу здесь оставаться.
— Вас беспокоил шум?
— Да нет, было очень тихо, очень тихо.
— Так в чем же дело? Что-то здесь не так. Если что-то случилось, так вы скажите.
*