— Ничего.
На какую-то секунду его лицо исказилось гримасой, после чего приняло свое обычное выражение.
— Значит, подушки! — воскликнула г-жа управляющая. — Забыли их убрать. Ну конечно же, из вашего номера забыли убрать подушки.
— Нет, мадам, их убрали.
— Тогда не понимаю. Я просто не понимаю. Вы же мне сами сказали, что останетесь на три месяца. И комната очень тихая, ведь так?
— Так. Очень тихая. Но я испытал некое ощущение. Понимаете? А когда испытываешь ощущение...
Он сделал жест, который показался г-же управляющей начисто лишенным какого-либо смысла. В ответ она глупо и неловко улыбнулась.
— Сколько я вам должен? — спросил он.
— Одна ночь, тридцать франков.
Он молча вынул стофранковую купюру, потом забрал сдачу. Г-жа управляющая продолжала на него смотреть. Он повторил жест:
— Понимаете, я не могу остаться. Очень сожалею.
— Я тоже. До свидания, месье.
— Ну, вот...
Он резко подхватил свой чемодан, махнул на прощание шляпой и вышел. Помедлил. Ни одного такси. Он перешел улицу и скрылся за углом.
Замарашка горничная, натирающая мебель, воскликнула: «Ну, этот ваааще!»
— И не такое бывает, — сказала г-жа управляющая.
— Чокнутый какой-то.
— Наверняка психбольной. Даже лучше, что он уехал.
— Булыжники у него были в чемодане, — усмехнулось раболепное существо. — Булыжники!
Отлив таким образом свои размышления в словесную форму, оно или она с еще большим усердием принялось (лась) натирать мебель, выполняя — старательно-бестолково — мудрые распоряжения г-жи управляющей.
На краю леса [*]
(Перевод А. Захаревич)
На краю леса два спутника расстались. Один пошел направо, другой взял курс налево, в направлении деревни. Деревья кончились, по обе стороны дороги выплыли поля, приблизились дома. Оставшийся в одиночестве странник прибыл с наступлением сумерек, и лампы зажглись в гостинице в тот момент, когда он входил в ресторанчик. Тут начался дождь; странник сел, положив на пол свой дорожный мешок.
Подошла служанка — справиться, чего он желает. Он думал о своем спутнике, растаявшем где-то в тучах. И ответил: вермут, пожалуй, а еще хотелось бы комнату на ночь. Ну, это к хозяину, — сказали ему, — хозяин скоро придет, надо подождать, не волнуйтесь, будет вам комната.
Хозяин пришел, когда стакан оставался полон примерно наполовину. Служанка сидела в глубине комнаты и читала роман в крошечном переплете. Странник думал: где теперь его спутник? Вымок до нитки? Или укрылся в шалаше, в погребе, в хижине, в лачуге? Или петляет между каплями, умудряясь оставаться сухим? Тут хозяин спросил:
— Желаете комнату, месье?
— Да, на одну ночь.
— Нет ничего проще, турист в это время редок, можете выбрать самую хорошую.
— Несомненно, но вот... цена?
— Двадцать франков за комнату, месье, и я уже сказал: можете выбрать самую хорошую — какую летом я сдаю за пятьдесят. Займете ту, что больше понравится. Постоялец для меня, месье, это лицо, у которого все права, и я даже лучше скажу, месье, — изрек хозяин, — постояльца я сильно уважаю.
— Вы меня удивляете, — признался странник, — для вашей профессии это редкость.
— Месье, вы нашего брата не ругайте. Понятно, что таких, как я, раз-два и обчелся, и все же, месье, солидарность...
— Я не хотел вас обидеть.
— И не обидите, поскольку, повторяю, постоялец для меня, так сказать, как бы это выразиться, ну, в общем, это святое.
— Черт побери, — сказал странник. И взглянул на хозяина.
Славный толстяк: лицо лоснящееся, румяное, рост внушительный. Он стоял, уперев руки в бока, гладя сквозь стены своих владений; он заполнял собой зал, но думал о чем-то запредельном. Хозяин сказал:
— Допустим, я не такой, как другие. — И улыбнулся.
— Допустим, — сказал странник, — я возьму лучшую комнату, за двадцать франков, чтобы сделать вам приятное.
— Вы здесь раньше не бывали? — спросил хозяин.
— Нет. До вчерашнего дня я не знал о существовании Сен-Сертен-сюр-Крэш[49]. Я направляюсь в Кугоньяк из Глоглотка.
— В это время года?
— Я беру отпуск именно в этот период. В Кугоньяке есть красивая церковь, верно?
— Так говорят, месье. Ну, я вас оставлю. Занимайте номер один. Гортензия, приготовьте для месье номер один.
И пробормотал:
— Странно, опять обознался.
Странник проводил его взглядом. Поскольку Гортензия мгновенно послушалась приказания, гость остался в одиночестве и долго-долго сидел перед стаканом, опорожняя его короткими глотками, а рядом хлестал в окно проливной дождь. Проехал автомобиль, разбрызгивая грязь. Еще один. И все, больше смотреть было не на что; пустую дорогу развозило на глазах у наблюдавшего.
*
НА КРАЮ ЛЕСА (A la limite de la forêt). Рассказ написан в 1940 г., впервые опубликован в 1947 г. в журнале «Фонтан». Театральная постановка осуществлена Аньес Капри в 1949 г. Включен в сборник «Сказки и присказки».