Упражнения в стиле

Nuit
montrée...
Раréе
fierté...
Emprunté
visage:
outrage.
Moi,
toi:
redoutables,
épouvantables.
Se baisser,
embrasser,
mélange
fange:
affreux.

Отметим, что если хоккуизация — сужение, то расширение таких «хокку» — не что иное, как буриме.

2. Метод S + 7

Метод заключается в том, что берется текст и каждое существительное в нем заменяется на седьмое по счету существительное, которое следует за ним в словаре. Разумеется, результат зависит от используемого словаря. Естественно, что цифра 7 — произвольна. Само собой разумеется, что, если взять словарь, скажем, из двух тысяч существительных и использовать метод S + 2000, мы получим изначальный текст. Можно также использовать методы V (глагол) + n, Adj (прилаг.) + p и т. п. и их комбинировать; кроме того, n, p не обязательно должны быть константами.

В № 17 «Досье Патафизического Коллежа» можно найти примеры. Результаты не всегда интересны, но порой просто поразительны. Похоже, что только хорошие тексты дают хорошие результаты. Причина (качественной) связи между исходным текстом и окончательным текстом остается загадочной; вопрос — открытым.

Заметим, что если обратный хоккуизации прием, — буриме, то противоположность S + 7 — криптография (по крайней мере, один из ее разделов): имея текст, обработанный этим методом, требуется восстановить оригинал.

3. Изоморфизмы

Взять какой-либо текст и составить из него другой, используя те же самые фонемы (изовокализм, или изоконсонантизм, а еще лучше, изофонизм и изосимфонизм) или ту же самую грамматическую схему (изосинтаксизм). Видно, что метод S + 7 — один из цифровых и лексикографических вариантов изосинтаксизма.

Вот пример изовокализма[*]:

Le liège, le titane et le sel aujourd’hui
Vont-ils nous repiquer avec un bout d’aine ivre
Ce mac pur oublié que tente sous le givre
Le cancanant gravier des coqs qui n’ont pas fui

Un singe d’ocre loi me soutient que c’est lui
Satirique qui sans versoir se délivre
Pour n’avoir pas planté la lésion où vivre
Quand du puéril pivert a retenti l’ennui

Tout ce pore tatouera cette grande agonie
Par l’escale intimée au poireau qui le nie
Mais non l’odeur du corps où le curare est pris

Grand pôle qu’a ce pieu son dur ébat assigne
II cintre, ô cytise, un bonze droit de mépris
Que met parmi le style obnubilé le Cygne

Исходный текст вновь заимствован у Малларме[58]: как мы видим, сонеты Малларме — отборный материал, наподобие дрозофил в генетике.

Я сохранил последнее слово, чтобы вызвать в памяти исходный текст; так первые кубисты иногда рисовали в углу своей картины, например, гвоздь-обманку.

От изосинтаксизма мы плавно переходим к тому, что я назвал (возможно, ошибочно) матричным анализом языка. Здесь мы покидаем область чистой потенциальной литературы и подступаем к границам количественной лингвистики.

Образование фразы можно сравнить с произведением двух матриц, элементами которых являлись бы слова: одни (левая матрица) оказываются формантами, другие (правая матрица) — означающими. Я полагаю, что такие понятия, как фраза, формант и означающее, не нуждаются в пояснениях. Под фразой я понимаю то, что принято заключать знаком пунктуации, содержащим по меньшей мере одну точку. Означающие — существительные, прилагательные и глаголы, а форманты — все остальные слова, включая различные формы глаголов быть и иметь[59]. Итак, слова французского языка делятся на два непересекающихся множества. Произведение двух словесных матриц дает матрицу фраз в соответствии с классическими правилами умножения матриц.

Пример:

[*]

Для того чтобы это «сработало», две матрицы (слева от знака равенства) должны соответствовать друг другу, а именно:

1. В левой матрице:

а) элементы 1-й и 3-й строки — артикли или притяжательные местоимения мужского рода в единственном числе;

б) элементы 2-й строки — формы глагола avoir в третьем лице единственного числа.

*

Вот пример изовокализма... — Кено препарирует приведенный выше сонет Малларме (Le vierge, le vivace et le bel aujourd’hui...). Грубый подстрочник этого хокку может выглядеть так:

И пробка, и титан, и соль задумают ли вновь сегодня Колоть нас острием хмельного вертела, Забыв, что сутенера чистого под инеем прельщает, Покрякивая, гравий петухов, что не сбежали. Мне обезьяна в охре и законе заявляет — это он, Сатирик, что без помощи отвала смог освободиться, Поскольку не воткнул туда, где столь ущербно жить, Когда от дятла несерьезного донесся стук тоски, Сей свин оттатуирует масштаб агонии великой, Ответный перевал, порей, который отвергает это, Но не запах тела, где створожилась кураре. Великий полюс этот шест, прыжок свой твердый, подтверждает. Он выгибает о ракитник, бонза статный, презирает, Что помещает в стиль туманного сознанья Лебедь.

Чтобы попробовать изовокализм на русском материале, за исходный текст мы взяли русский перевод этого сонета. По примеру Кено мы сохранили последнее слово каждой строки неизменным.

Звенящий зимний день, взломав безмолвье льда, Взмахнешь ли ты крылом, победно отметая Забвенье озера, где цепенеет стая Видений, чей отлет сковали холода! Там лебедь царственный остался навсегда, Он помнит, как его манила даль пустая, Но жизни не воспел в пустыне, где, не тая, Тверда под инеем бесплодная вода. Он шеей отряхнет искристый этот холод: Грозящий смертью свод отвергнут и расколот, Но не расколот лед, где перья пленены. Отныне обречен сиять прозрачной льдиной, Застыл, закутанный в презрительные сны, Изгнанник призрачный гордыни лебединой.

*

Смердящий рыхлый грех, прорвав бескровье льда, Растешь ли ты штыком, военно отметая Владенье прочерка, где мертвенеет стая Лишений, чей ответ пронзали холода! Там стержень дарственный ковался навсегда, Он гробит — так его завила сталь пустая, Но мысли не прочел, пусть ныне здесь, не тая, Свежа, — под литием червонная вода. Он в песне опрядет испитый этот холод, Сквозящий речью плод повергнут и расколот, Но не размолот бред, где звенья пленены. Отныне отрезвлен зиять охранной льдиной, Заплыл, напуганный, в стремительные сны Исправник избранный добычи лебединой.

(Прим. И. Волевич, А. Поповой, В. Кислова.)