— Здорово ты его отбрил, — похвалила Зази Габриеля, усаживаясь рядом с ним. — Мне мороженое, клубничное и шоколадное.
— Кажется мне, где-то я уже видел эту харю, — пробормотал Габриель.
— Ну, а теперь, когда этот мусоршмитт улетел, ты, может, наконец мне ответишь? — поинтересовалась Зази. — Скажи-ка, дядя, гормосенсуалист ты или нет?
— Да клянусь же, клянусь, нет.
И Габриель, воздев руку, плюнул на землю, чем несколько потряс туристов. Он было уже собрался объяснить чужеземцам этот древний галльский обычай, но Зази отвлекла его от дидактических поползновений, спросив, почему же тогда субчик обвинил его в том, что он гормосенсуалист.
— Опять двадцать пять, — простонал Габриель.
Слабо соображающие туристы начали уже смекать, что тут что-то не так, и принялись тихо обсуждать ситуацию, обмениваясь выражениями на своих родных диалектах. Одни склонялись к мнению, что девчонку следует утопить в Сене, другие же стояли на том, что ее нужно запаковать в плед и сдать в камеру хранения на каком-нибудь вокзале, предварительно плотно обложив ватой для вящей звукоизоляции. Но ежели никто не согласится пожертвовать пледом, вполне может сойти и чемодан, правда, в этом случае ее придется изрядно уминать.
Обеспокоенный этими тайными переговорами, Габриель решился пойти на уступки.
— Ладно, — сказал он, — сегодня вечером я тебе все объясню. Верней, ты все увидишь собственными глазами.
— Чего увижу?
— То, что увидишь. Обещаю тебе.
Зази передернула плечами.
— Видела я обещания...
— Хочешь, я еще раз плюну на землю?
— Не надо. А то еще в мороженое попадешь.
— Тогда не приставай ко мне. Ты увидишь, я тебе обещаю.
— А что такого увидит эта малышка? — поинтересовался Федор Балванович, завершивший урегулирование последствий столкновения с сенмонтронцем, который, кстати сказать, выказывал пылкое желание поскорей свалить отсюда, к чертям собачьим.
— Я веду ее сегодня в «Золотой петух», — отвечал Габриель (жест). — И остальных тоже.
— Минутку, — прервал его Федор Балванович. — Этого нет в программе. Мне нужно их сегодня пораньше уложить, потому что завтра утром они канают в Гибралтар, к седым камням. Такой у них маршрут.
— Во всяком случае, идея им понравилась, — сказал Габриель.
— Они не представляют, что их ждет, — заметил Федор Балванович.
— Зато им будет что вспомнить, — сказал Габриель.
— И мне тоже, — сказала Зази, вдумчиво продолжая эксперимент по сравнительному поглощению клубничного и шоколадного мороженого.
— Да, но кто будет платить в «Золотом петухе»? — поинтересовался Федор Балванович. — Если надо приплачивать, они не пойдут.
— Не боись, они у меня в руках, — заверил Габриель.
— Кстати, — сказала ему Зази, — мне кажется, сейчас самое время вернуться к вопросу, который я хотела тебе задать.
— Перетопчешься, — обрезал ее Федор Балванович. — Дай поговорить взрослым.
Потрясенная Зази закрыла варежку.
Мимо как раз пробегал халдей, и Федор Балванович остановил его.
— Принеси-ка мне пивного соку, — сделал он заказ.
— В бокале или в банке? — спросил халдей.
— В гробу, — ответил Федор Балванович и знаком дал понять халдею, что тот свободен.
— Ну, классная шутка, — рискнула выразить восторг Зази. — Такого даже сам генерал Вермо не придумал бы.
Но Федор Балванович не обратил внимания на слова соплячки.
— Так ты думаешь, — обратился он к Габриелю, — их можно будет раскошелить на сверх того?
— Да я ж тебе сказал, они у меня в руках. Этим надо попользоваться. Кстати, куда ты их везешь ужинать?
— Ну, тут все уже улажено. Ужинать они будут не где-нибудь, а в «Серебряной купине»[*]. Только все это оплачивает туристическое агентство.
— Послушай. Я знаю одну ресторацию на бульваре Тюрбиго[*], где все это обойдется раз в десять дешевле. Ты пойдешь к хозяину той шикарной обжираловки и заставишь выплатить часть денег, что он получит от агентства, так что прямая выгода будет всем, и к тому же там, куда я их поведу, они нажрутся от пуза. Платить, само собой, будем из того, что они соберут на посещение «Золотого петуха». Ну а башли, которые ты выудишь в «Серебряной купине», поделим пополам.
— Ну, вы оба и ловкачи, — заметила Зази.
— Ты все неправильно понимаешь, — обиделся Габриель. — Все, что я делаю, я делаю только ради их (жест) удововольствия.
*
*