Мимо ехал на мопеде какой-то господин; резко тормознув, он соскочил с седла и, таща свою машину за один рог, подошел к беседующим. Господин был одет в длинную черную сутану и того же цвета сомбреро с отогнутыми вверх полями.
— Ad majorem Dei gloriam![27] — возгласил он, простерев вперед руку.
— Этот господин не понимает по-французски, — сказал Сидролен.
— Sed tu?[28]
— А я понимаю, но неважно.
— Ладно, ладно.
Он снова уселся на мопед, проехался в нарушение дорожных правил по тротуару и чуть дальше вырулил на шоссе, влившись в поток уаттомобилей.
— Ишь, мироносец, несется что твой миноносец! — заметил прохожий.
Сидролен зевнул.
— Спать хотите? — осведомился прохожий.
— Нет, хочу есть. Обедать пора. Прошу прощения, но я желал бы продолжить свой дотрапезный променад, дабы завершить обычный маршрут.
— Я вас уже информировал о том, что я иностранец, — ответил прохожий несколько раздраженным тоном. — Вы еще не забыли тот грузовик?
— Так вы что, из этих, из кочевников? — вежливо поинтересовался Сидролен.
— Я? Отнюдь! Я живу в гостинице...
— А я вон на той барже...
— И даже в роскошной гостинице...
— Пришвартованной...
— С унитазом в ванной...
— У набережной...
— Где есть лифт...
— И я мог бы даже иметь телефон...
— И телефон прямо в номере...
— И синий номер с цифрами, как на настоящем доме...
— И автомат для международных звонков. Вы набираете номер...
— Номер двадцать первый...
— Первый этаж, где есть бар...
— И я мог бы удить прямо из окна...
— Прямо как в Америке...
— Да, я мог бы удить, если бы я удил, но я не люблю удить.
— И вы абсолютно правы, — согласился прохожий, внезапно вняв речам своего собеседника. — Рыбная ловля — такое же жестокое занятие, как бой быков.
— Мне и в голову не приходило такое сравнение, — скромно заметил Сидролен.
— А вы поразмыслите хотя бы минут пять. Ведь эти удильщики с их удочками — настоящие садисты и маньяки. Они совершенно незаслуженно пользуются репутацией добрых философов. Ну скажите откровенно, разве вы не считаете рыболовный крючок оружием еще более коварным, порочным и варварским, чем бандурилья?
— Бандурилья?
— Ну, знаете, такая штука, которую втыкают в шею быку.
— А вы уверены, что она называется именно так?
— В данный момент я называю ее именно так, значит, она именно так и называется, а поскольку вы в данный момент беседуете именно со мной, вам придется принять мои слова на веру[*].
— Признаюсь, что верю вам безраздельно.
— Вот видите! Ну ладно, покончим с этой темой и будем считать, что мы добились начатков взаимопонимания, которое во время ООНо сулило народам всеобщий мир. С вашего позволения, я продолжу свою прогулку. Рад был с вами познакомиться.
И прохожий удалился под трели мастера, свистевшего на обеденный перерыв. Сидролен совершил обратный переход шоссе с удвоенной осторожностью, ибо наступил тот вечерний час, когда уаттомобили едут утолять жажду. Выбравшись живым и невредимым на противоположный тротуар, он вновь констатировал, что загородка и дверца в ней девственно чисты от всякой мазни.
Укропная настойка с минералкой, литровка с красным и баночка с горчицей уже поджидают Сидролена к обеду. На сей раз ему подают паштет из анчоусов, деревенскую кровяную колбасу под картофельной шубой, рокфор и три ромовых бабы. Анчоусы серы и слякотны, как осенний день, кровяная колбаса малокровна, картофельная шуба вся в прорехах, рокфор скрипит под ножом, а ром в дряблых бабах может претендовать самое большее на звание воды.
Сидролен вздыхает и шепчет:
— Опять фиаско!
— Ну и что же подают в вашей люкс-таверне? — осведомился герцог д’Ож.
Хозяин ответил:
— На первое — боршч, это такой шлавянский швекольный шуп, на второе — рубцы «Украшение воина», и все это идет под вино с виноградников Сюрена.
— Господи Боже, и еды-то на один коренной зуб! — презрительно фыркнул герцог.
— А мессир когда-нибудь пробовал боршч? — возразил трактирщик, оскорбленный в своих трактирщицких чувствах до такой степени, что стал наглым.
— Черт меня побери! — воскликнул герцог, обращаясь к Пострадалю. — За какого сосунка он меня принимает? Да я знаю про боршч еще со времен королевы Анны[*]!
Потрясенный трактирщик тут же отвесил герцогу низкий поклон.
— Судя по твоей роже, — продолжал герцог, — ты и слыхом не слыхал, кто такая королева Анна.
*
*