Хоть и неясны были слова оратора, они явно не понравились кмету[18], директору прогимназии — вожаку бранников[19] и двум жандармам. А когда съехавшиеся из трех окрестных сел музыканты заиграли «Жив еще, жив он», кмет не выдержал и поднял крик:
— Это провокация! Я не потерплю беспорядков во вверенной мне общине!
Адвокатское словечко «провокация» люди не больно понимали, но все же догадались, отчего бесится кмет.
По его приказу музыкантам пришлось оборвать песню на середине. Да и попик пригрозил прекратить отпевание: ему, видишь ли, ботевская песня не подходящей для момента показалась. К тому же он торопился — на очереди было отпевание дедушки Велко.
Зятья дедушки Велко схитрили: все равно ведь для чужой Цанки нанята музыка, пускай и для их покойника поиграет. Все лестно будет, коли люди окажут:
— Наделил их тесть имуществом, но и они перед ним не в долгу: проводили на тот свет вполне прилично.
А к вечеру за маленькую приплату музыканты из трех сел заиграли хоро. И снова было весело — ведь смерть не останавливает жизни, да и все вокруг цвело по-весеннему. Только под конец веселье было нарушено: жандармы ворвались в круг танцующих и арестовали того, кто произносил на похоронах речь.
Околийскому начальнику, видно, захотелось немедля, той же ночью допросить оратора, о какой такой «весне правды» он говорил, что она уже не за горами…
1944
Перевод А. Алексеева.
ГОЛОС НАРОДА
День святого Георгия всегда был веселым весенним праздником, однако другого такого Георгиева дня, как вчерашний, в селе не случалось.
Виновником веселья на этот раз оказался молодой попик.
И года нет, как появился он в селе, — истощавший, изголодавшийся: кожа да кости. И за этот самый год — от воды ли из нового водопровода, от приданого ли попадьихи, от приношений ли вранячан по случаю частых крестин и отпеваний — только налился попик всем на удивленье, даже мешковатая ряса ему вроде узка стала.
Прежде его желтая редкая бороденка торчала, как клок прихваченной морозом травы, а когда щеки набухли и вспыхнули от притока свежей алой крови — и борода буйно потянулась в рост, погустела и закурчавилась, совсем как у владыки.
Попик наш и вообще-то был человеком скрытным, молчаливым, а тут еще протосингел митрополии запугал его перед отъездом в наше село.
— Ты, сыне, — говорил ему протосингел, — ты самый просвещенный среди наших молодых духовников. Потому-то и посылаем тебя во Враняк. Миссионером будешь. Иди с богом, но помни — идешь к антихристам, черноязычникам. Тамошние ни бога, ни диавола не почитают. Покойный отец Лазар света божьего из-за них не видел. Ты в их сердца исподволь пробирайся, потому что если уж ополчатся они на тебя — другое село тебе подыскивать придется. Поганый там народ…
Притаился попик, смирился — кротостью божьей отличался, ребятишек вранячанских завидит — и тем дорогу уступит…
Даже на пасху, когда шестеро попов из окрестных сел, собравшись на торжественное молебствие, по-келейному разговорились о том о сем, — и тогда отец Марко слова лишнего не вымолвил. Так и не понял никто — слушает ли он лондонское, московское радио или только радио Софии верит; сбреет ли он бороду на виду у всего села при первом слухе о подходе большевиков, как намеревались сделать некоторые его братья во Христе, или же забаррикадируется в алтаре, наподобие испанских фанатиков — черноризцев, и начнет стрелять во врагов господних до последнего издыхания?
Но как ни берегся отец Марко, стараясь не попасться на крепкие прокуренные зубы нехристей, — уберечься не смог.
И его, как Адама, предала жена — собственная его попадьиха.
Перед самым Георгиевым днем она возьми да и скажи:
— Прикинул бы, отче, где нам барашка раздобыть, праздник ведь на носу.
— Нечего и прикидывать, — отмахнулся поп и поведал ей свой план. — Принесут же ягнят святить? Принесут. От каждого барашка по лопатке — и собак закормим!
Так бы оно все и случилось, если бы словоохотливая попадьиха не поделилась расчетами попа с Пе́трой Диловицей, женой кооперативного кладовщика. Та передала разговор мужу, а муж разнес его по всему селу. А где больше всего вольнодумцев да политиканов, как не в кооперативной лавке! Зашушукались эти антихристы, столковались о чем-то…
Наступил святой день.
Рано-ранехонько распахнул поп церковные двери, раскрыл старинные книги, перечитал молитву о жертвоприношении Авраама, который из великой любви к богу хотел вместо барашка сына своего заколоть, и о том, как господь бог, решив спасти юношу, запутал рога чужого барана в кустах ближайшего терновника.