Выбрать главу

К Туркестану в рамках проекта культурного освоения и цивилизаторства шли поезда со всех сторон. Из Сибири в 1923 году прибыл в Ташкент художник Виктор Уфимцев, будущий родственник Николаева. Город встретил сибиряков, вспоминает Уфимцев, зелеными улицами, по которым шли обыкновенные русские люди, вдоль улиц стояли ничем не примечательные дома с железными решетками на окнах. Гости поначалу были разочарованы — они ведь ехали в экзотический край. Но когда они попали в кривые узенькие улочки старого города, в лабиринты базаров, людных и шумных, то получили то, чего ожидали: караваны верблюдов, арбы с огромными колесами, лошади в ожерельях из раковин, в ярких лентах, дыни, чайханы, загорелые всадники на ишаках, пестрые халаты, женщины в черных волосяных накидках-чачванах — все напоминало маскарад, театральную постановку восточной сказки. Попав в художественную студию, молодые сибирские художники застали местных коллег собирающимися на следующий день отбыть на этюды в Самарканд. Тут же произошло знакомство с живописцем Александром Николаевичем Волковым, тогдашней легендой богемного Ташкента. Это был смуглый плотный человек лет тридцати пяти, в коротких штанах, майке, с браслетами на руках и ногах. Вспоминает Виктор Уфимцев:

«Волков повел меня по залам своей большой выставки. Я, уже знакомый с произведениями современных художников, в работах Волкова видел много самобытного, не похожего ни на кого другого. Он на ходу рассказывал о своей жизни, о своей работе, о широкой долине Зеравшана, о чинаровых рощах Ургута, о караванах в песках знойной Бухары. <…> Я слушал его волнующие рассказы. Смотрел то на бесчисленные его „Караваны“, то на его берет, из-под которого торчала челка черных волос, то на крутые взлеты подведенных бровей. <…> — А когда будете в Самарканде, непременно познакомьтесь с Николаевым, — добавил он при прощании»[123].

Прибыв в Самарканд (где скоро состоится его встреча с Николаевым), Уфимцев со товарищи были потрясены: «Так вот она, жемчужина Востока! Вот он, город-музей. Среднеазиатский Рим!»[124] Расположившись в Доме дехканина на просторной балахане[125], сибиряки Виктор Уфимцев и Николай Мамонтов{17}, в одинаковых клетчатых штанах, эпатируя местную публику, видевшую в них иностранцев, пошли осматривать бывшую Тамерланову столицу. Подобным приезжим-зевакам оказывал услуги местный цыган — люли (как их называют в тех краях) Абду-Сатар. Обремененные знанием истории живописи, гости вдруг почувствовали на себе взгляд персонажа, сошедшего с верещагинских картин: красивое лицо, обрамленное черной бородой и огромной чалмой, несколько надетых один на другой халатов делали Абду-Сатара солидным. «Вот с этого места меня писал Верещагин», — начал люли свое повествование, указывая на плиты Шир-Дора. Компания была потрясена — знания оказались бессильны, сказка Самарканда помутила разум (Абду-Сатар, пиши с него Верещагин, был бы уже не молодым красавцем, а почтенным аксакалом).

Усто Мумин. Портрет Виктора Уфимцева. 1949

Фонд Марджани, Москва

О таком же хитреце пишет и Михаил Массон, известный археолог, специалист по Средней Азии:

«Попадались… туристы, часто отличавшиеся большим доверием к базарным гидам. Среди последних перед самой революцией пользовался наибольшей популярностью Хаджи Хаджимурадов, вызывавший к себе сразу же уважение у туристов тем, что заявлял о своем личном знакомстве с художником В. В. Верещагиным, которому он якобы позировал для его картины „Дверь во дворце Тамерлана в Самарканде“, „если господа-тюри знают эту картину“. „Тюри“ спешили заявить, что они ее помнят и действительно узнают в одном из двух воинов его, Хаджимурадова. Почтение завоевывалось, и никому, кажется, из туристов в голову не приходило, что, когда в 1868 г. Верещагин рисовал это свое произведение, Хаджи Хаджимурадова не могло быть еще на свете. Во всяком случае, такого рода представлением при первом знакомстве он много способствовал успеху в подсовывании туристам всяких подделок, пользуясь удачной обстановкой рассеянного внимания во время осмотра ими местных достопримечательностей»[126].

Что представлял собой Самарканд времен вхождения в Российскую империю ближе ко времени, когда туда попали русские художники, прибывшие восстанавливать его памятники?

вернуться

123

Уфимцев В. И. Говоря о себе… С. 44, 45.

вернуться

124

Уфимцев В. И. Говоря о себе… С. 45.

вернуться

125

Балахана (или балхана) — комната-пристройка над домом (фарси боло — «верх», хона, хана — «дом», «жилище») в виде крытого балкона, используется для жилья или в качестве чердака.

вернуться

126

Массон М. Е. Из воспоминаний среднеазиатского археолога. Ташкент: Изд-во лит-ры и искусства им. Гафура Гуляма. 1976. С. 11.