— Развернуться по фронту, вперёд, по фашистам — огонь!
Треск автоматов оглушил. Разведчики буквально взлетели на дорогу. Перед Генкой упал на колени старик-фольксштурмовец. Он протягивал что-то, бормоча:
— Гольден ур, гольден ур[15].
Оттолкнув старика, Генка схватил Зину за руку и потянул её за собой. С откоса прыгнули в кустарник. Зина споткнулась, с размаху упала на землю. Глядя на Генку обезумевшими огромными глазами, она, захлёбываясь, спросила:
— Я жива?
— Да жива, жива! Вставай быстрее!
…Когда стемнело, выяснилось, что у «Максима» есть ещё одна потеря — исчез врач, немец по национальности. Сбежал?
Посовещавшись, Максимов и Шпаков решили: группы должны разойтись, чтобы больше не подставлять друг друга.
«Так будет с каждым…»
Назавтра разведчикам попалась немецкая газета, в которой сообщались некоторые подробности облавы. Как выяснилось, участвовало в ней около двух тысяч человек. В газете было отмечено, что в стариков «бандиты» не стреляли.
Шпаков решил на время оставить этот район и совершить отвлекающий марш-бросок на юг, в сторону Инстербурга и Гольдапа. Опять ежедневные переходы. Кормились брюквой и морковью с полей. Изредка наведывались на хутора. Однажды добыли бочонок мёда. Несли его по двое — на палке, продетой в ушки посудины. Мёд оказался засахаренным. Его отрезали ножом и ели, запивая водой из луж. В другом месте прихватили ящик куриных яиц. Наелись до тошноты.
Но вообще дошли «джековцы» на таком, от случая к случаю, питании основательно. Кроме того, на исходе у них были патроны, садились батареи, требовалась новая и более тёплая одежда. Ведь уже наступил сентябрь, ночи становились холоднее, зачастили дожди.
Командир стал думать о том, что пора попросить Центр прислать груз.
…После очередного ночного перехода, во время которого раздобыли домашние мясные консервы и компоты в банках, Шпаков объявил привал.
— Кто ещё в силах шароварить[16]?
Вызвались Овчаров и Генка. Добровольцы вышли на перекрёсток просек, уселись спина к спине. Сентябрьское солнце окончательно разморило. Чтобы не уснуть, Генка развернул автомат пламегасителем под подбородок. Когда голова падала, он ударялся подбородком, вздрагивал и просыпался. Однако и это не помогло…
Проснулся Генка от хриплого голоса Ивана Чёрного:
— Нихьт шиссен, нихьт шиссен[17]!
Обернувшись, Генка увидел, что Овчаров стоит, автомат валяется у его ног, а напротив — трое. Тот, что в центре, с пулемётом наизготовку, у двух других — шмайссеры.
— Гевейр ап![18] — заорал Генка не своим голосом.
На какие-то секунды солдаты опустили стволы. Сработал инстинкт на команду. Этого хватило, чтобы взвести ППШ и ударить очередью…
Дождавшись Овчарова и Генку, группа подхватилась. В лес бежать нельзя. Слишком он мал, к тому же именно оттуда и появились немцы. Бросились по канаве в поле, где виднелся большой куст ивняка. Пригибаясь, добежали до куста, заняли круговую оборону. Мельников шепнул:
— Командир, «повеселимся», что ли? А то ведь пропадёт компот. Жалко.
Банки пошли по кругу, напряжение спало, все как-то приободрились. Поисковая команда тем временем прочёсывала тот участок леса, в котором был запеленгован передатчик. Выйти в поле не додумались.
Отсидевшись, ночью «джековцы» двинулись дальше.
…В конце сентября группа повернула к «родным пенатам» у Минхенвальде. Из штаба фронта подтвердили, что готовы прислать посылку, нужны только координаты и время. Посовещавшись, решили, что самое подходящее место — в районе болот у Тимбера. Недели через две.
Предстояло отмахать большое расстояние. Мучил голод, все стали как тени, держались на честном слове. Бельё посерело от пота и грязи. И ещё беда — основательно завшивели…
В один из дней наткнулись на казарму. Наружного поста не было. Мельников, Целиков, Аня и Генка отправились прощупать объект. Оказавшись совсем рядом, Генка потянул носом:
— Голландским сыром пахнет.
Войдя первой, Аня увидела спящего дневального. Мельников и Целиков набросили ему на голову мешок и связали.
