Наконец, позицию социалистического пролетариата к концу войны я сформулировал так: «Мы больше не хотим возвращаться к прошлому бесправию. Мы хотим стать новой властью. Приход к власти пролетариата в каждом государстве и их всемирное объединение при учете интересов каждой отдельной нации является единственным залогом долгосрочного мира».
Как очевидно, я высказался достаточно ясно. Чтобы приписать мне империалистические или националистские взгляды, нужно бессовестно лгать. Нашлись лжецы, в них никогда нет недостатка. Я бы хотел, прежде чем возразить лжецам, обозначить тактические разногласия, которые действительно возникли между мной и радикальным крылом русских пораженцев, таких как Ленин, Мартов, Троцкий.
Русские пораженцы настаивали на том, что победа Антанты укрепила бы позиции царского правительства. Исходя из этого, возникла простая и ясная революционная тактика для России. Но как же при данных обстоятельствах надо было действовать немецкой социал-демократии? Если сказать немецким рабочим «Не ходите на войну, обратите ваше оружие против своего правительства», то это, разумеется, сработало бы на руку царскому правительству. Поэтому не оставалось ничего иного, как ввязаться в войну.
Находятся умники, которые считают, что немецкая социал-демократия не должна говорить ни да ни нет, что ей следует воздерживаться от голосования по военным кредитам. То есть «и невинность сохранить, и капиталец скопить». На такое коварство немецкая социал-демократия не способна. Перед нами стояла не интеллигентcкая проблема спасения души, а насущная необходимость коротко и ясно ответить немецким рабочим: за войну или против?
В начале войны мне доводилось слышать от русских товарищей следующее возражение: даже если бы немецкая социал-демократия выступила против войны, немецкая армия все равно добилась бы победы и, таким образом, опасность со стороны царизма была бы не так велика. Однако война длится скоро уже четыре года, Центральные державы[31] время от времени оказываются в весьма сложном положении, и как же можно утверждать, что опасность была не велика!
Был и более серьезный аргумент: если немецкая социал-демократия решилась бы на революцию, то вся Европа поднялась бы на революцию и войне пришел бы конец.
Однако мы видим, что русская революция пока что не повлекла за собой революцию ни в одной другой стране. И это на четвертом году войны! Что было бы, разразись революция в Германии уже с началом войны? А вот что – войска Антанты[32] с превеликим удовольствием разгромили бы Германию, а полчища бравых русских вошли бы в Берлин при полной поддержке и одобрении царя.
Тот, кто ратовал за поражение России, должен был принять победу Германии. Не признавать этого – значит закрывать глаза на реальное положение вещей. Но победа Германии, возразят нам, стала бы триумфом прусского милитаризма. Так какое же решение принять в такой ситуации? Нет ничего проще. Надо было, согласно старому правилу социал-демократии, выбрать меньшее из двух зол. А то, что условия в Германии предпочтительнее, чем в царской России, в этом не может быть никаких сомнений.
Такое решение далось мне легко, поскольку я верил в историческую миссию немецкой социал-демократии и знал, что мировая война сама по себе является чрезвычайно мощным революционным фактором.
Политический опыт, приобретенный мной в рядах немецкой социал-демократии, с развитием которой мое имя неразрывно связано последние 25 лет, привел меня наряду с моими научными трудами к тому, что я пользуюсь сложным методом при определении тактики социал-демократии. При этом я учитываю: 1) общие условия развития мирового капитализма; 2) взаимосвязь противоборствующих сил в отдельно взятых капиталистических государствах; 3) уровень политического развития и силу массовых организаций пролетариата в каждой из стран.
Еще в 1895 г. в моих статьях «Профсоюзы и социал-демократия»[33] я предсказал на основании анализа мирового рынка стремительный рост капиталистического производства, обострение и столкновение коммерческих и политических интересов капиталистических стран и мировую катастрофу, к которой приведет этот путь развития, обеспечив тем самым переход к социализму. Из этого я извлек вывод – в противоположность имевшему место в социалистических кругах того времени мнения, сейчас называемого большевистским, – что при этом откроются широкие возможности для профсоюзной борьбы пролетариата. В области политики я требовал сконцентрировать силы на борьбе за восьмичасовой рабочий день. Таким путем, как мне казалось, пролетариату проще всего будет прийти к идее социальной революции, которая вытекала из общих условий развития капиталистической индустрии и конкуренции.
31
Центральные державы (Четверной союз) – военно-политический блок государств, противостоявший державам Дружественного соглашения (Антанте) в Первой мировой войне (1914–1918). В Четверной союз входили Германская и Австро-Венгерская империи, Османская империя и Болгарское царство. Название союз получил в силу расположения в центре Европейского континента стран – основателей блока: Германской и Австро-Венгерской империй.
32
Антанта (от фр.
33
Имеется в виду сборник статей «Die Gewerkschaften und die Sozialdemokratie: kritischer Bericht über die Lage und die nächsten Aufgaben der deutschen Arbeiterbewegung», опубликованный в Кадене в 1896 г.