Оставляя затем в стороне лиц, искренне преданных коммунизму, которых, конечно, лишь капля в море, а также и руководителей самой власти, остановимся на последней группе — материально процветающих при коммунизме лиц, всей так называемой советской буржуазии: комиссарах, приспособившихся спецах и спекулянтах. Что касается последних (я имею в виду профессионалов, а не таких, которые слегка спекулируют и периодически этим делом занимаются, чтобы добавлять таким образом к не хватающему на жизнь жалованию), то они в большинстве случаев вполне безразличны и нейтрально относятся к советской власти. Многие из них спекулировали и раньше; будут спекулировать с не меньшим успехом и впредь. Но пока что им не приходится страдать от голода, как другим, а потому они стараются держаться как можно аполитичнее, чтобы как-нибудь не скомпрометировать себя и потому даже слегка похваливают отдельные мероприятия власти, в целесообразность коих сами, однако, не верят. Наконец, последняя категория лиц, которая "пользуется" от новых порядков, комиссарствует, заседает, заведует, управляет, заграждает, отбирает и т. п. — верит власти и ее посильно поддерживает. Сюда же входят и рабочие в заводских комитетах, которые пользуются ими в целях своего обогащения. Эти все отойдут от поддержки власти лишь тогда, когда нечем будет больше пользоваться. Но старым запасам, хотя и вдалеке, уже виден конец, в то время как новых объектов эксплуатации не поступает.
Из приведенной краткой сводки видно, что в общем элементов, безусловно поддерживающих власть, очень немного: это, — кроме самих комиссародержцев, — дельцы, нагревающие у казенного достояния себе руки, и некоторая часть рабочих. Зато вооруженная сила в лице армии — почти вся на стороне власти, и, кроме того, у последней налицо аппарат "твердой власти". При таких условиях ясно, что большинство в России не верит в возможность переворота в ближайшее время, разве только при вмешательстве извне. Это отнюдь не "апатия" и не "обломовщина", которыми ошибочно квалифицируют на Западе современное общественное настроение в самой России, являются причиной владычества меньшинства над угнетаемым большинством. Реальная оценка взаимного соотношения сил и возможностей, проверенная на неоднократных опытах, именно и приводит все население к неизбежному отсюда выводу: жить, приспособляясь к тяжелым условиям действительности. Это-то приспособление и принимают многие за "апатию", которой, как я указал, нет в действительности, и которая исчезнет, как скоро придет спасение. Избавителей, откуда бы они ни пришли, встретят с восторгом. Таково, насколько мне самому удалось уловить, главное течение общественной мысли подавляющего большинства населения Советской России, враждебного в душе советской власти и не теряющего надежды от нее избавиться.
Если обратиться к интеллектуальной жизни населения, то здесь приходится, действительно, констатировать полный почти паралич и прострацию. Всякое проявление творчества духа при той системе подавления всякого живого слова и живой мысли, которая практикуется коммунистами, совершенно остановилось. Я уже в предшествующих очерках указал на отношение советской власти к науке и искусству, и потому здесь повторять этого не буду, но мне хотелось бы дополнить эти очерки штрихами, характеризующими бедность проявления духовной жизни в обывательских интеллигентских кругах. Здесь тоже — апатия к общественным и художественным интересам. Социалистические устремления русской интеллигенции значительно побледнели, и будущее поколение, кажется, будет от них иммунизировано. Лекций никаких нет, кроме устраиваемых какими-нибудь комячейками, политотделами и главпрофобрами[115], на которые интеллигенция не ходит, предпочитая сидеть дома. Читать нечего, новой литературы почти нет. Из библиотек книг на дом брать нельзя; можно пользоваться ими только в читальне и то в то время, когда все и без того заняты на службе. Умственное развитие попало в какой-то тупик, из которого и не пытается выйти. Увлечение религией в интеллигентных кругах далеко не так глубоко, как его стараются изобразить за границей — это скорее лишь форма протеста против общего угнетения духа большевиками. Народные массы России чужды музыкальных исканий. Относительно попытки организовать в Ростове камерную музыку, я приведу следующий факт, ярко характеризующий отношение советской власти к музыкальным начинаниям. Маленькая группа любителей камерной музыки возбудила вопрос о разрешении ей сорганизоваться в определенный кружок. Как всегда, начались бесконечные хлопоты, запросы, анкеты и кончилось дело тем, что инициаторы бросили свою затею. Домашняя музыка — и та под недремлющим оком власти, — находится в опасности. Все музыканты пребывают в вечном страхе, что их музыкальные инструменты, даже зарегистрированные в Наробразе, могут быть отобраны, если приглянутся какому-нибудь коммунисту из имеющих силу. Клубы созданы только для коммунистов и красноармейцев — это своего рода какой-то государственный институт, и то только для привилегированных слоев населения: армии, рабочих и коммунистов. В библиотеках книги раскрадывают, поэтому созданы чрезвычайно тягостные условия пользования ими. Серьезные научные занятия брошены. Наука стоит, а мозг нации бегает по никчемным лекциям, урокам, и добывает с величайшими трудностями хлеб насущный. Словом — все, все стороны духовной жизни убиты. Вот уже скоро четыре года, как Россия стоит на месте и даже, в связи с общим устремлением назад, духовно регрессирует.
115
Главпрофобр (Главное управление профессионального образования) — центральный орган управления образованием в РСФСР в 1920—1930 годах.