В Совдепии большинство населения ходит рваным, разутым, в самых невероятных нарядах. Действительно, все прежнее платье распродано или износилось, денег на приобретение нового нет, а получение через распределитель от казны вещи равносильно, примерно, выигрышу 200 тыс. рублей в прежнее время в государственной лотерее. В Управлении водного транспорта в Ростове, который являлся организацией, пользующейся особым покровительством, в течение целого года не было произведено ни одной выдачи предметов обмундирования или первой необходимости. Конечно, на складах кое-что и имелось, но все это "распределяли" потихоньку между собой начальники распределителей и всяких "обусводов"[105]. Когда же, наконец, благодаря шуму, поднятому на рабочей производственной конференции, профсоюз водников был обвинен в полном пренебрежении интересами своих сочленов, то правлению его пришлось подтянуться и для завоевания симпатий он пустил в распределитель несколько предметов, правда, в таком ничтожном количестве, что пришлось распределить эти вещи по жребию, причем получились такие курьезы, что одинокому холостяку по жребию досталась пара дамских галош, советской барышне пара мужских воротничков, кому стакан, кому коробочка пудры и т. д. Это и называется по-советски "распределением между населением предметов первой необходимости и домашнего обихода".
Свобода торговли
У каждого человека есть некоторые минимальные потребности в одежде и других предметах обихода, от пользования которыми его никак нельзя отучить. Так как в Российском коммунистическом государстве получить эти предметы от казны не представляется возможным, приходится волей-неволей приобретать все эти предметы на рынке по вольным ценам, не соответствующим обычным окладам вознаграждения в Совдепии. Пока можно было получить на рынках эти предметы — еще было ничего, но, начиная с осени 1920 года, коммунисты повели энергичную атаку на частную торговлю, которая и сохранялась еще на рынках и к тому же только номинально. В декабре в Москве закрывают Сухаревку — знак к тому, чтобы и в провинции убить торговлю. Однако какие бы меры ни применяли для упразднения торгового оборота, но если у человека отняли пальто и бесплатно ему неоткуда ожидать нового, то он, имея деньги, конечно, сумеет за них достать себе другое. Поэтому все время, пока официально торговля на базарах и в магазинах была упразднена, всегда во всех улицах, во всех квартирах царила негласная торговля спекулятивного характера. В Петербурге, благодаря настойчивости Зиновьева, торговля одно время была почти совершенно придушена. Нельзя было на рынках достать даже продовольствия. В Ростове-на-Дону иначе провели циркуляр о недопущении вольной торговли: оцепили войсками так называемый Старый базар со всякой мелкой торговлей, ограбили под видом реквизиции все имущество базарных торговцев-пролетариев, которые и сами влачили полуголодное существование. Базар был объявлен навсегда закрытым. Для того, чтобы усилить впечатление и разрушить иллюзии о возможности возобновления когда-нибудь торговли, все базарные постройки были разобраны и развезены по советским домам на топливо. На месте прежнего базара образовалась пустая площадь. Покончив с базаром, коммунисты обратились к другим местам торговли. Были опечатаны киоски инвалидов и маленькие лавчонки, устроенные под открытым небом в сгоревших домах в Ростове иностранцами, которым за месяц перед этим дали официальное разрешение на ведение в них торговли. Оставался базар с продовольствием, где под влиянием принятых мер и под страхом непрерывно практикующихся облав, ограблений, реквизиций, цены на все неимоверно росли. Рабочие, однако, сплотившись, отстояли самый базар, и его так и не закрыли до самого момента новых веяний, начавшихся весной, когда вновь официально была разрешена вольная торговля.
Проделанный коммунистами грандиозный опыт лишения всего населения возможности получить что-либо за деньги и в лавках, и на рынках, содействовал сначала развитию натурального товарообмена непосредственно с возов, прибывавших в город с продовольствием, а затем вызвал почти полное исчезновение этих продуктов с рынка, что совпало как раз с сильным обострением продовольственного положения в марте 1921 года. Началось Кронштадтское восстание и сильнейшее брожение среди рабочих Петрограда и Москвы, и других городов. ВЦИК перетрусил и, цепляясь за власть, дал новое направление советской политике в этом вопросе и, наконец, определенно вынес решение разрешить мелкую торговлю. Разумеется, все советские граждане заинтересовались, от кого именно будут исходить разрешения на право торговли, и какие есть гарантии тому, что, раз данное, разрешение не будет через месяц отобрано назад, как это уже неоднократно практиковалось и раньше. В последовавшем затем циркуляре было разъяснено, что свободная торговля разрешается на специально открытых для того площадях и в специально отведенных для сего помещениях. Разрешение вопроса, чем торговать и в каком порядке, было поставлено в зависимости от местных совдепов. Первым открылся в Москве Смоленский рынок, куда направилось все население перед Пасхой продавать и покупать. Однако вместо ожидавшегося падения цен, они продолжали возрастать. Объясняется это явление тем, что, разрешив продавать продукты в городе, местная власть одновременно ввела наистрожайший контроль за приезжающими, которых обирали, особенно же в продовольственном отношении. Положение на железных дорогах при этом стало даже хуже, чем месяцем раньше, когда после декрета Ленина о продаже крестьянами продовольственных излишков были сняты заградительные отряды на всех дорогах, ведущих в Москву и Петроград. Много раз наученные горьким опытом советские граждане не особенно доверяли объявлению свободной торговли, наперед зная, что разрешение большевикам торговать на базарах может быть взято обратно с такой же легкостью, как было дано. Население прекрасно учитывало, что большевики сами пошли с большой неохотой на эту меру. Насколько свобода торговли противоречит идеалам коммунизма, видно из того глупого положения, в которое попал вновь избранный в марте 1921 года Ростово-Нахичеванский городской совдеп. На заседании его была прочитана декларация фракции меньшевиков, в которой, между прочим, заключалось и требование свободы торговли. Требование это было высмеяно, как требование свободы спекуляции, причем сами меньшевики были выставлены как первые поборники спекуляции. Каков же был конфуз этого совдепа, когда через очень короткий срок пришлось самому на деле осуществлять эту свободу торговли, наперекор своей точке зрения, и самому устанавливать нормы проведения ее в жизнь.