Все это было прекрасно, и только одинъ почетный караулъ не переставалъ смущать насъ за все время пребыванія въ Зіаеддинѣ. Угораздило же ихъ выставить его на дворѣ, какъ разъ противъ нашихъ оконъ и выходной двери, гдѣ и пару открытыхъ палатокъ рядомъ поставили, одну для офицера, другую для сарбазовъ. Чуть только подойдешь къ окну, сейчасъ, по вызову часоваго, весь караулъ выскакиваетъ вонъ и становится въ ружье для отданія чести. Машешь имъ рукой, уйдите молъ, не надо, а они все стоятъ и держатъ «на краулъ», пока не отойдешь отъ окошка. То же самое, но только еще стѣснительнѣе и комичнѣе выходило, когда кто-либо изъ насъ проходилъ чрезъ дворъ за какою-либо надобностью. Чуть завидятъ это сарбазы, тотчасъ же выстраиваютъ фронтъ въ томъ направленіи, куда отлучился вышедшій и стоятъ такъ съ ружьями «на краулъ» все время, пока тотъ не пройдетъ обратно въ комнаты.
— Уберите вы пожалуста этихъ сарбазовъ, совсѣмъ они тутъ ни къ чему не нужны, убѣждали мы приставовъ.
— О, нѣтъ, какъ это возможно! Мы вѣдь понимаемъ этикетъ и военную дисциплину. Это вы насъ нарочно испытать хотите? Нѣтъ, мы свое дѣло до тонкости знаемъ!
Вотъ поди тутъ и разговаривай съ ними!
Послѣ обѣда, оглядѣвшись въ своей комнатѣ, вижу на стѣнѣ нацарапана карандашемъ русская надпись. Что такое? Читаю:
«1881 года апрѣля 29 были уральскіе казаки здѣсь № 1-го, 50 человѣкъ с палковникомъ К-вымъ…»
А рядомъ приписка уже другою рукой:
«Тутъ мы получили троя одинъ халатъ, а то все самъ полъковникъ».
Протестъ, значитъ, на память «будущимъ». Охъ ужъ эти халаты!..
Вечеромъ опять былъ баземъ, но мы уже не ходили смотрѣть его.
1 февраля.
Размѣнялись съ бекомъ подарками и выѣхали въ дальнѣйшій путь въ семь часовъ утра. Бекъ лично провожалъ посольство до конца садовъ своего города. До Катта-Кургана остается только пятьдесятъ верстъ. Слава Богу!..
Дорога все время идетъ по густо заселенной мѣстности между кишлаками, орошаемыми изъ Нарыпая, но она гораздо хуже степной: тычки, ухабы и глубокія колеи даютъ себя — знать на каждомъ шагу, а въ особенности чувствительно приходится на переѣздахъ въ бродъ чрезъ канавы. Въ двадцати верстахъ отъ Зіаеддина лежитъ на пути торговое мѣстечко Миръ съ большимъ, незакрытымъ сверху базаромъ, населенное наполовину сартами, наполовину евреями, которые занимаются торговлей шелкомъ, то есть главнѣйшимъ образомъ его скупкой и перепродажей, а сарты торгуютъ преимущественно путевыми принадлежностями для проходящихъ каравановъ.
Въ селеніи Касагаранъ остановились для завтрака. Это было уже послѣднее «испытаніе», какому подвергло насъ бухарское гостепріимство, ради чего собственно и повезли насъ не по хорошей степной, а по самой отвратительной кишлачной дорогѣ. Прощайте же всѣ достарханы, шрупы, кебабы и жирные палау! По доброй охотѣ вѣроятно не скоро мы теперь за васъ примемся, хотя, слова нѣтъ, вкусны вы очень.
По выѣздѣ изъ Касагарана, свернули вправо въ открытую степь, и степью же, въ виду кишлаковъ, остававшихся въ лѣвой рукѣ, въѣхали въ русскіе предѣлы. На высокомъ бугрѣ, носящемъ имя Рамаджанъ, стоялъ пограничный столбъ, окрашенный въ спираль тремя знакомыми «казенными» цвѣтами, который и возвѣстилъ намъ съ полною точностью, что въ эту минуту мы уже въ Россіи. О, наконецъ-то!..
Чѣмъ ближе къ нашимъ границамъ, тѣмъ все болѣе приближается къ Зеравшану Карнапская гряда, постепенно все понижаясь, пока не переходитъ наконецъ въ незначительные холмы, которые сливаются съ нашими Зерабулакскими и Каттакурганскими высотами. На одномъ изъ такихъ холмовъ, въ виду дороги, высится каменный памятникъ съ крестомъ, поставленный надъ братскою могилой русскихъ воиновъ, павшихъ въ происходившемъ на этой мѣстности сраженіи 2 іюня 1868 года, гдѣ бухарскіе сарбазы наголову были разбиты отрядомъ генерала Головачева. Мѣстность стала принимать всхолмленный характеръ еще не доѣзжая Мира, а теперь чѣмъ далѣе, тѣмъ все холмистѣе. Съ нѣкоторыхъ возвышенностей открывается порою широкая панорама на Міанкаль и зарѣчную часть Зеравшанской долины, замыкаемой въ дымкѣ легкаго тумана силуэтами скалистаго хребта Акъ-тау. Сады этой роскошной долины, точно сплошной громадный лѣсъ, простираются въ глубь и ширь за Акъ-Дарьею [192]на нѣсколько десятковъ верстъ въ поперечникѣ, до самыхъ горъ, на нижнихъ склонахъ коихъ чернѣютъ свѣжія полосы пашенъ — богара. [193]Это одна изъ прелестныхъ картинъ, какія когда-либо я видѣлъ.
На границѣ ожидали насъ мѣстный волостной съ акъ-сакалами и нѣсколько полицейскихъ джигитовъ, высланныхъ къ намъ на встрѣчу начальникомъ Катта-Курганскаго отдѣла.
Джигиты были одѣты въ форменные чекмени изъ желтаго, верблюжьяго сукна, съ форменными шашками черезъ плечо и въ бѣлыхъ чалмахъ. На груди у нѣкоторыхъ красовались медали и знакъ военнаго ордена. На верткихъ, поджарыхъ лошадяхъ, они смотрѣли истинными молодцами и даже добровольно усвоили себѣ русскую военную выправку. Очевидно, ихъ самолюбію льстятъ и эти знаки отличія и то, что русское начальство удостоило ихъ довѣрія, избравъ на полицейскія должности.
Въ первомъ попутномъ кишлакѣ на нашей территоріи обратило на себя вниманіе значительное количество домашней птицы, именно индюшекъ и гусей, чего въ бухарскихъ предѣлахъ за все время мы нигдѣ ни разу не встрѣчали. Это нововведеніе въ домашнемъ хозяйствѣ заимствовано нашими сартами у русскихъ поселенцевъ. Оказывается, что уже нѣсколько лѣтъ какъ они поразводили у себя гусей да индюшекъ и теперь отлично сбываютъ ихъ въ Бухару въ видѣ живности. У бухарцевъ же этихъ домашнихъ птицъ почему-то не разводятъ.
Вскорѣ поднялись ыы на гребень послѣдней возвышенности, и съ этого пункта, предъ спускомъ, вдругъ открылся предъ нами внизу веселый, оживленный видъ: чистенькій русскій городъ совершенно тонулъ въ садахъ среди долины, по которой быстротечный Нарыпай сверкалъ на солнцѣ своими излучинами, то скрываясь въ чащѣ прибрежныхъ садовъ, то выбѣгая изъ луговины. Влѣво, верстахъ въ двухъ впереди, выглядывала макушка холма, на которомъ бѣлѣлась казарма. Тамъ расположено наше укрѣпленіе.
До сихъ поръ мнѣ не доводилось еще быть въ Катта-Курганѣ, и онъ на первый разъ произвелъ на меня самое пріятное впечатлѣніе: крестъ надъ православною церковью, чистенькіе одноэтажные домики европейской архитектуры, съ уютными крылечками, тесовыми воротами и свѣтлыми окнами, въ которыхъ виднѣются цвѣты и бѣлыя кисейныя занавѣски; широкія шоссированныя улицы и фонари на улицахъ, въ порядкѣ торчащіе «на узаконенныхъ дистанціяхъ»; кирпичные тротуары и бульварныя аллеи, исправные мостки чрезъ канавы, русскія лавки и магазины, русскія вывѣски и русскіе люди — извощики на парахъ въ пристяжку, приказчики въ картузахъ и сапогахъ съ «бураками», бойкіе солдатики и румяныя молодицы, и чей-то песъ лягавый, какихъ нѣтъ въ Бухарѣ, и солнце, — солнце, которое сегодня впервые свѣтитъ и грѣетъ совсѣмъ по-весеннему. Капель съ крышъ, словно зерна алмазовъ сверкая на солнцѣ, падаетъ въ подоконныя лужицы съ какимъ-то звонкимъ шелестомъ; шумно и весело журчитъ вода въ арыкахъ, радостно трещатъ вертлявыя сороки и задорно чирикаютъ въ садахъ воробьи… Совсѣмъ весной пахнетъ.
У начальника Катта-Курганскаго отдѣла, подполковника Я. А. Войцеховича, нашли мы чистое, комфортабельное помѣщеніе, теплыя, просторныя, свѣтлыя комнаты, вкусный, хорошо сервированный столъ. О, какъ мы все это теперь оцѣнили!..
Конечно, спасибо бухарцамъ, — они старались всячески угодить намъ и дѣлали для этого все, что лишь было въ ихъ возможности; тѣмъ не менѣе я радъ, что все это кончилось.
Нѣтъ, право, въ гостяхъ хорошо, а дома все-таки лучше.
192
Акъ-Дарья или, по-таджикски, Дарья-Сафить (бѣлая рѣка) составляетъ правый или сѣверный рукавъ Зеравшана.
193
Богара — то же что ляльми. Такъ въ Зеравшанскомь оазисѣ называются пашни, засѣваемыя пшеницей подъ дождь, безъ искусственнаго орошенія.