Я кладу руку ему на локоть:
– Джон. Скажи мне, кто я.
Он таращится на дорогу, вид недовольный, встревоженный.
– Ты – моя жена.
– Очень хорошо. И как меня зовут?
– Господи боже! – Но он усиленно думает и наконец отвечает: – Элла, вот как.
– Правильно.
Он улыбается мне. Я перемещаю руку на его колено, слегка сжимаю.
– На дорогу смотри, – велю я.
Как много Джон помнит и что забыл, я в точности сказать не могу. Он почти всегда узнает меня, однако мы столько прожили вместе, что даже если его память постепенно отступает в прошлое, упуская настоящее, я и там тоже остаюсь с ним. Но вот вопрос: заблуждаются ли и глаза вместе с разумом? То есть если у Джона сейчас, например, 1973 год, выгляжу ли я так, как тогда? А если нет (это уж точно, выгляжу я совсем не так), откуда же он знает, что это я? Где тут логика?
На этом участке шоссе 66 – дублер автострады I-55. Слева от нас, параллельно хайвею, тянутся телефонные столбы, почерневшие от старости и выхлопов, увенчанные сине-зелеными стеклянными изоляторами – такие иногда встречаются в антикварных лавках. Иные столбы надломлены, расщеплены, грозят рухнуть, провода уже давно оборваны и висят, но кое-где провода уцелели, и мне чудится, что они соединяют наш трейлер с дорогой, как старинный трамвай, словно мы цепляемся за воздух.
По другую сторону – автострада и рельсы, они так и будут сопровождать нас почти на всем пути до Калифорнии. Между нашей дорогой и автострадой попадаются закрытые участки – должно быть, очень старого ответвления от 66-го, узкая розовая тропа, на глаз прикинуть – и один автомобиль не проедет. Природа здесь постепенно отвоевывает свое. По краям уже разрослась зелень и сужает дорогу, забивая ее, словно артерию. Через каждые шесть футов в трещинах между плитами проклюнулись сорняки. Еще несколько лет – и старое шоссе уже не разглядишь.
Когда наша дорога перестает быть дублером, она ведет через крошечные, погруженные в отчаяние городки. С тех пор как люди перестали ездить по шоссе 66, никто не останавливается и не оставляет свои деньги в этих местах, и они оскудели. В одном городишке (Атланта, подумать только!) мы видим очередного гиганта из стекловолокна – так эти фигуры описаны в моем путеводителе. На этот раз – Пол Баньян с исполинским франкфуртером в руке.
– Ты только погляди, – говорит Джон. Впервые проявляет хоть какой-то интерес.
– Они только что перевезли это сюда из Чикаго.
– Зачем? – спрашивает он.
Действительно, зачем? Все витрины вдоль улицы заколочены, вид унылый.
– Да, мой дорогой, это вопрос на шестьдесят четыре тысячи долларов.
Мы притормаживаем и опускаем стекла, чтобы получше разглядеть набухшие бицепсы великана. Согласно путеводителю, первоначально Пол держал рукавицу, так что теперь мегабулочка с сосиской лежит на обглоданной непогодой и сжатой в кулак левой руке. Боб Доул[5] с хот-догом, вот на что это похоже. Как грустно, думаю я, – местные жители возложили все свои надежды на статую с венской сосиской и ждали, что она вернет к жизни их маленький город-призрак.
За Спрингфилдом останавливаемся на ночлег. Это не столько кемпинг, сколько деревенька трейлеров. Несколько свободных участков сдают проезжающим. По ощущениям – все равно что припарковаться посреди густонаселенного квартала. Но мы уже устали, а тут есть место.
Мы устраиваемся, подключаем электричество, воду и септик (кое-как разобрались во множестве шнуров и разъемов, объединив то, что еще помнит Джон, с тем, что я усвоила, когда он учил меня). Съедаем сэндвичи, принимаем каждый свои лекарства, потом Джон ложится подремать. Я позволяю ему уснуть, потому что приятно посидеть одной за переносным столиком.
Ближе к ночи начинают возвращаться соседи. Первым – глава семейства в побитом “олдсмобиле”, капот и крыша почти сплошь в узорах ржавчины, напоминает обглоданную карту мира. Я машу приветливо, но мужчина, глядя сквозь меня, следует в свой трейлер. Несколько минут спустя появляется и женщина – пешком. Все еще в униформе “Уолмарта”, загорелая, тощая, как былинка, сухая, словно потребляющая две пачки в день курильщица или бегунья на дальние дистанции. Стоило помахать ей, и женщина тут же устремляется ко мне:
– Привет, соседка!
Я улыбаюсь в ответ:
– Соседка на одну лишь ночь.
– Я Сэнди. – Она протягивает мне руку.
– Элла, – отвечаю я, и мы обмениваемся рукопожатиями.
Она закуривает и пускается с места в карьер:
– Господи, ну и денек! Начальник висел над душой с той минуты, как я вошла, и до той минуты, когда вышла. Отправился меня искать во время обеда, чесслово! Я себе сижу спокойнехонько и ем стейк “Солсбери”, и тут он является и давай меня терзать насчет ревизии, мол, совсем уже недолго до нее осталось. Вздумал орать на меня в обеденный перерыв. Представляете? Я себе сижу и сую кусок за куском в рот, а он стоит и пялится на меня. И я даже рот закрывать не стала, наоборот, разинула пошире и давай жевать, пока он разорялся. У меня разок прям изо рта на тарелку выпало, а он и не заметил. Я решила: черт, у меня обеденный перерыв и я намерена доесть свой обед, нравится это начальнику или нет…
5
Роберт Джозеф Доул (1923) – сенатор от Канзаса, кандидат в президенты. Его правая рука была парализована в результате ранения на Второй мировой войне.