Я полагаю, что при изучении материалов нашей последней экспедиции сведения по этим вопросам пополнятся новыми данными. Нами привезены кусочки древесного угля, найденные недавно на местах древних стоянок. Анализ этих кусочков на содержание углерода-14 должен помочь ученым ориентироваться в эпохах.
Древние географы, греки и римляне, отмечали, что засушливый период в Сахаре наступил за 500 лет до нашей эры. Геродот, живший в V веке нашей эры, был первым автором, рассказавшим о землях, расположенных к югу от залива Сирта, дюнах, оазисах, необитаемых районах и соляных курганах. Четыре века спустя Страбон отмечал, что лошадь имела еще в ту пору широкое распространение, причем номады[6] из предосторожности укрепляли бурдюки с водой под животом верховых лошадей. Это заставляет предполагать, что вода уже в те времена представляла большую ценность. Плиний Старший, живший несколько позднее (23–79 годы), писал, что в стране, названной им Ливией[7], еще встречались слоны, жирафы и хищные животные. При описании же страны гарамантов, соответствующей приблизительно современным Феццану и Тассилин-Аджеру, он упоминает о теряющихся и вновь возникающих вади[8] и непостоянных точках". Подобное положение весьма напоминает нынешний гидрографический режим Сахары.
Конечно, в то время жизнь там была более оживленной, чем в наши дни. Население было многочисленное, источники воды не столь далеко расположены один от другого, растительность пышнее. Все это создавало благоприятные условия для разведения лошадей[9]. Однако уже авторы античной эпохи считали Сахару пустыней. Именно тогда и возникла знаменитая легенда о том, что Сахара якобы дно высохшего древнего моря. Песчаные дюны, соленые шотты, раковины устриц, найденные на хамадах[10] третичного периода, вводили в заблуждение людей, имевших тогда очень слабое представление о геологии и структуре почв.
Этот очерк, резюмирующий наши сведения о прошлом Сахары, служит своего рода фоном, на котором развертывались необычные приключения нашей шестнадцатимесячной тассилийской экспедиции.
Предыстория экспедиции восходит к 1933 году, когда офицер колониальных войск лейтенант Бренан проник во время разведывательной операции в глубину одного из каньонов Тасеили-Аджера и вышел в долину Ихар-хар, к югу от военного поста Форт-де-Полиньяк. Тассили-Аджер представляет собой значительный горный массив на северо-востоке Ахаггара, а упомянутый выше каньон известен под названием вади Джерат.
Однажды Бренан, ехавший верхом на верблюде во главе своего отряда, заметил на отвесной скале, ограничивающей вади, странные рисунки. Ничего подобного он еще не встречал. Соскочив на землю, он в восхищении замер: перед его глазами предстали глубоко высеченные на камне изображения каких-то громадных животных, шагающих слонов с поднятыми хоботами, выходящих из воды гиппопотамов, свирепых носорогов, длинношеих жирафов, щиплющих верхушки колючих кустарников. Особенно поразительно было подобное зрелище в этом опаленном солнцем крае, откуда человек был изгнан много веков назад и где теперь царило безмолвие пустыни. Пройдя еще около двенадцати километров, Бренан очутился перед хаотическим нагромождением каменных осыпей. Тут-то он и обнаружил один из самых изумительных ансамблей доисторических петроглифов.
Еще до открытия Бренана на скалах, в частности в Ахаггаре, на юге провинции Оран и в Феццане, находили довольно много высеченных на камне изображений, но ничего более прекрасного и значительного еще никто не встречал. Наряду с животными, поражающими грацией и четкостью линий, здесь были изображены различные фигуры; среди них встречались человеческие существа со звериными мордами. Все вместе составляло невиданный до сих пор ансамбль. Более того, в нишах, образовавшихся в стенах скал и служивших, по-видимому, укрытием для охотников за муфлонами, Бренан тоже обнаружил очень тонко выполненные рисунки. Это было совершенно ново и представляло большой интерес с археологической точки зрения. Естественно, что это открытие взволновало ученых Парижа и Алжира. Четыре месяца спустя я был уже в Тассили. Одновременно со мной туда прибыли профессора Готье, Рейгасс и Перре. Несколько недель спустя они покинули Тассили, я же оставался там еще полтора года.
Перед исследователями открывалась новая страница в истории Сахары.
Глава 2 На пути к Тассили
Несколько месяцев спустя после известия об открытии Бренана я оказался на ледяном ветру в глубине каньона Имихру. Тассили с его дикой красотой, несомненно, стоил Ахаггара. Я испытал на себе притягательную силу этого края. Его причудливый рельеф напоминает лунную поверхность. Это впечатление создается оголенными разломами почвы, похожими на трещины на корке свежеиспеченного хлеба, — природе вздумалось придать глыбам песчаника самые фантастические формы. Массив Тассили — это своеобразный мир, одна из жемчужин Сахары. Он, пожалуй, в некоторых отношениях красивее, а его гигантские каньоны и загроможденные каменными осыпями ущелья грандиозней столь прославленного Ахаггара. В сопровождении проводника-туарега я за восемь дней прошел от военного поста Форт-де-Полиньяк до Джанета, расположенных соответственно к югу и северу от массива. Этот переход позволил мне составить первое представление о массиве в целом.
В Джанете я встретился с лейтенантом Бренаном. Он показал мне папку с зарисовками, сделанными им недавно в вади Джерат. Однако в Джерат мне удалось поехать только несколько месяцев спустя вместе с географом Перре, ныне президентом Географического общества. Известный ученый, профессор Готье просил меня захватить Перре с собой в Форт-де-Полиньяк и быть его проводником.
Мы были восхищены тем, что увидели в Джерате. Во время моих прошлых поездок по Сахаре мне не раз доводилось заниматься изучением петроглифов, но я никогда не встречал ничего более оригинального и прекрасного. Профессор Готье, несколько ранее посетивший нижнюю часть вади, окрестил его по названию реки в Центральной Франции Сахарским Везером[11], и это совсем не преувеличение. Тысячи наскальных изображений покрывают оба каменистых берега вади, который тянется вплоть до Феццана.
Поднявшись на возвышенные участки каньона, мы увидели гораздо больше, чем наши предшественники. Неожиданно путь нам преградила заброшенная пальмовая роща — оазис Нафег. Дикие пальмы были настолько опутаны и переплетены лианами, что, казалось, мы очутились в глубине девственного леса.
— Нам здесь ни за что не пройти, — заметил мой компаньон. — Лучше уж пойти в обход.
— Пройдем, поверьте мне! — возразил я. — Только наберитесь терпения!
Начинаю топором прокладывать путь через густые заросли, но не так-то легко одолеть крепкие стебли лиан и пальмовые стволы. Руки у меня в крови, одежда изорвана шипами в клочья, но я не прекращаю работы и расчищаю проход метр за метром. Наконец путь свободен. Берем верблюдов за поводья, и наша процессия кое-как пробирается по проложенной тропинке. Вечером разбиваем лагерь на самом верхнем уступе каньона, где никогда еще не бывал ни один европеец. На ужин жарим рыбу, выловленную в соседнем озерке. Ее там так много, что она клевала на кусочки фиников, насаженные на привязанный к веревочке крючок, который мы сделали из простой булавки.
8
Вади — сухие русла и долины временных или периодических водотоков в полупустынных и пустынных областях Северной Африки, заполняющиеся водой после дождей. В Сахаре они являются свидетелями существования в прошлые более влажные эпохи развитой гидрографической сети.
9
Лошадь стала вытесняться верблюдом в III веке нашей эры. В Африку верблюд проник из Аравии через Египет. — Прим. авт
11
Везер — река во Франции. На ее берегах археологами были обнаружены знаменитые неолитические стоянки Лес-Эйзи, Мадлен и др.