Этот таинственный несчастный случай положил конец постоянному присутствию семьи в Южной Америке. Дон Эдуардо, работавший в то время в венесуэльском консульстве в Нью-Йорке, немедленно взял Арисну под свое крыло и выставил на продажу всю свою недвижимость, кроме дома в Ла-Асунсьоне.
Ноа был безгранично очарован этим внушительным колониальным особняком. Благодаря своей североамериканской наивности он верит, что дон Эдуардо собирается провести последние дни на острове Маргарита. На самом деле старик редко думает о Венесуэле, не говоря уже о смерти, не имеет ни малейшего намерения жить в этом доме и сохраняет его исключительно ради загадочных налоговых льгот.
В 6.30 утра понедельника Мария проскальзывает в узкую заднюю дверь, бесшумно пересекает дом и, ставя кипятиться воду, принимает на себя командование кухней. Шипение пропана, чирканье зажигалки, звон чайника — повседневная музыка.
Фамильная резиденция обязана своим выживанием присутствию этой энергичной островитянки, которая скребет полы, стирает пыль с семейных фотографий, выбивает ковры, моет посуду, готовит лучшую на острове парилью, отгоняет слишком назойливых туристов и обладает неисчерпаемым репертуаром карибских напевов. Без нее этот до нелепости огромный дом давно погрузился бы во мрак и хаос.
Как и каждое утро, Мария расстилает на столе в патио большую красную скатерть, расставляет тарелки и корзинку с хлебом.
Около семи часов появляется Саймон, полусонный, в старой дырявой футболке с покемонами. Мария желает ему доброго утра и властной рукой приглаживает волосы. Он привычно протестует, взлохмачивает волосы и, зевая, садится перед своей миской с хлопьями.
Пока Мария наливает в его стакан апельсиновый сок, мальчик задирает голову и смотрит на небо. Ни облачка. В поле зрения появляется крошечный изумрудно-зеленый колибри, облетает патио, присаживаясь на одно растение за другим, и исчезает так же быстро, как появился. Саймон пытается заглянуть в глаза Марии, выискивая в них еще одно чудо — отражение своих собственных глаз, — но ничего не подозревающая Мария возвращается на кухню.
Вскоре появляется Арисна, принявшая душ, причесанная и в безукоризненном костюме. Она целует сына в лобик и с еле слышным раздраженным вздохом принимается за стопку газет, только что прибывших самолетом из Каракаса. Она наливает себе кофе и начинает просматривать «Меридиано», решительно перелистывая страницы. Через десять минут она смотрит на часы, допивает кофе и поднимается наверх за багажом.
В тот момент, когда Арисна покидает патио, выходит Ноа, как всегда последний, и босиком плетется к столу. Не успевает он сесть, как Саймон взахлеб рассказывает, как крохотный колибри — вот такусенький (он очерчивает в воздухе пальчиками микроскопическую птичку) — прилетал пить нектар с бананового дерева.
— De veras?[11] — спрашивает Ноа, притворяясь страшно удивленным.
— Откуда прилетают колибри?
— Понятия не имею. Из соседского сада?
— Нет! — протестует Саймон. — Колибри происходят от обезьян, точно как люди?
Жизнь с человеком четырех с половиной лет дает возможность проявить самые неожиданные таланты. Ноа обнаружил в себе дар к сочинению нелепых историй. Прошлым вечером, когда Саймон потребовал рассказать сказку на ночь, Ноа сымпровизировал первую часть «Чудесных приключений Чарльза Дарвина на Галапагосских островах», историю эволюции, оживленную гигантскими черепахами, поразительными гастроподами и «нашими кузенами, обезьянами». В головке Саймона отложились все детали этой истории.
Наливая себе кофе, Ноа объясняет, что колибри, безусловно, потомки диплодоков…
— …а курица, которую мы ели вчера вечером, прапраправнучка тираннозавра рекса.
Саймон хохочет. Ему нравится эта своеобразная генеалогия. Теперь его нужно обеспечить книгами по данной теме. Ноа задается вопросом: существует ли на этой планете издатель, позаботившийся выпустить детскую книжку о динозаврах и колибри? Саймон скоро научится читать, и Ноа ни в коем случае не позволит ему расшифровывать первые слова по старой дорожной карте.